Отмычка от разбитого сердца
Шрифт:
Покинув первую больницу, Николай снова оседлал мотоцикл и поехал на Ланской проспект, в больницу имени драматурга Сухово-Кобылина.
Многие старожилы нашего города задают себе риторический вопрос: почему эта старейшая психиатрическая больница названа именем этого литератора? Вроде бы к психиатрии он не имел никакого отношения, и сам никогда не страдал психическими расстройствами… в общем, есть в мире вещи выше нашего понимания.
Подъехав к высокому забору больницы, Николай затормозил возле ворот и посигналил.
— Чего сигналишь? — Из
— Успокойся, дед! Я и есть полиция! — И Николай помахал в воздухе своим удостоверением.
Дед проворчал еще что-то невразумительное, но все же открыл железные ворота.
За стеной благоухали роскошные цветники, в которых копошились молчаливые люди в больничных пижамах.
Николай заметил человека в белом медицинском халате и подошел к нему, чтобы узнать, где найти больничное руководство.
— Я вас сейчас провожу к главному врачу, — пообещал ему молодой медик, — только попрошу Алевтину Васильевну приглядеть за шизофрениками…
— За кем? — удивленно переспросил участковый.
— Да вот за этими шизофрениками, — врач показал на людей, бесшумно копошившихся среди цветов. — Наш главный врач практикует для лечения психических расстройств метод так называемой избирательной трудотерапии. К примеру, шизофреники, поскольку им свойственна аккуратность и дотошность, ухаживают за цветами, параноики, у которых чрезвычайно богатое воображение, расписывают красками больничные помещения…
У Николая в голове всплыла популярная некогда песенка о психиатрической больнице, где шизофреники вяжут веники, параноики рисуют нолики, ну а те, кто просто нервные, те спокойным сном спят, наверное… Очевидно, главный врач этого заведения придерживался такой же системы лечения.
— Буйных больных мы используем на работах, требующих большой физической силы… — бойко вещал молодой доктор.
— Маньяков, например? — заинтересовался Николай.
— Маньяк — это неправильное, непрофессиональное определение. Если вы имеете в виду больных, страдающих маниакально-депрессивным психозом, — то мы их на стадии мании вообще выписываем, а госпитализируем только на стадии глубокой депрессии, когда они склонны к суициду.
— Я имею в виду серийных убийц!
— Нет, таких пациентов у нас, к счастью, не имеется! Таких содержат в местах заключения или в тюремных больницах…
За таким приятным разговором Николая проводили в кабинет главного врача, где он без предисловий задал вопрос о местонахождении больного Калниньша.
— Трудный случай, — проговорил высокий худощавый врач, сняв очки в тонкой золотистой оправе и протирая их кусочком замши. — Этот Калниньш — очень скрытный больной. Плохо идет на контакт. Ловко имитирует выздоровление. Мы его дважды выписывали, поверив в полное выздоровление. И что вы думаете — через два-три дня приходилось снова госпитализировать. Проявление неуправляемой агрессии, нападение на близких… теперь вот совершил побег. Это вообще редчайший случай в истории нашей больницы. Первый и, надеюсь, последний случай! От нас не убегают! Охрана у нас замечательно организована. Да и зачем? Больным у нас
— Нет, спасибо! — испуганно отозвался участковый. — Как-нибудь в другой раз… вы мне лучше скажите, этот больной, Калниньш, он, по вашему мнению, способен совершить убийство?
— Хороший вопрос! — Врач снова надел очки, аккуратно поправил их и пристально взглянул на Николая: — Очень хороший вопрос! А вы знаете, мне кажется, способен. Эта его скрытность… знаете, как говорят — в тихом омуте черти водятся… и еще какие черти! Тем более он уже проявлял болезненную агрессию по отношению к близким…
— Вот как, значит! — Николай машинально поправил кобуру с табельным оружием. — А скажите мне, доктор, когда конкретно пропал этот ваш больной Калниньш?
Врач поднял глаза к потолку, пожевал губами, затем открыл свой ежедневник.
— Так… мне сообщили о его отсутствии три дня назад, перед самым отбоем…
— Три дня?! — Николай еще больше взволновался. — Три дня… Значит, он мог…
— Мог — что? — осведомился врач.
— Да нет, это я так… свои мысли… большое вам спасибо, доктор! Вы мне очень помогли!
— Не за что! Может быть, вам все же показать наших параноиков и буйнопомешанных? Вы ведь их еще не видели! Уверяю вас, поучительнейшее зрелище!
— Нет, спасибо! — Николай попятился. — Дел много… мне теперь этого Калниньша ловить…
— Ну, что ж, успехов! — И врач снова принялся протирать очки. — Антон Антонович вас проводит…
— Спасибо, я сам дойду! — поблагодарил Николай Иванович. — Я дорогу хорошо запомнил!
«Неужели он? — думал участковый, проходя больничным коридором. — Вроде все сходится… врач сказал, что к насилию этот Калниньш способен… на собственных родных нападал… и сбежал три дня назад, так что вполне мог совершить оба убийства… надо объявлять его во всероссийский розыск! Конечно, начальство этого не любит, но тут случай серьезный, уже семь убийств у него на счету…»
Глубоко погрузившись в раздумья, Николай Иванович быстро шел по длинному полутемному коридору, как вдруг дверь справа от него приоткрылась, из-за этой двери показалась бледная женская рука и поманила участкового.
Участковый Черенков был человек быстрый и решительный. Он умел моментально перестраиваться, когда этого требовали обстоятельства, и действовать в соответствии с ними.
Так и теперь — отбросив в сторону прежние раздумья, он шагнул навстречу неизвестности.
То есть вошел в приоткрытую дверь.
За этой дверью он увидел тоненькую, очень бледную молодую женщину в белом халате, с маленьким, каким-то бесцветным личиком, на котором выделялись большие испуганные глаза, и красивыми золотистыми волосами, забранными под белую сестринскую косынку.
— Вы из полиции? — прошептала она, еще больше бледнея.
— Ну, из полиции! — подтвердил Николай, с интересом ожидая продолжения.
— Так вот это не он!
— Что — не он? — переспросил участковый. — И главное — кто не он? О ком вы говорите?