Отмычка от разбитого сердца
Шрифт:
Лицо рассказчика побледнело, он задрожал, заново переживая ту страшную ночь.
— Самое жуткое, что все это без звука… не то чтобы в тишине, наоборот… парень только хрипит, да «овощи» вокруг расшумелись, чувствуют, что страшное рядом творится… в общем, задушил он санитара, на свою койку положил, а сам под соседней кроватью спрятался. Через какое-то время второй санитар пришел, Анатолий, мерзкий такой тип… нашел он студента убитого, поднял тревогу, но я видел, как Прохоров под шумок из палаты выскользнул… потом здесь большой переполох был, весь больничный персонал
— А откуда ты-то все это знаешь? — подозрительно осведомился Николай.
— Так дежурный, доктор Зароев, в нашей палате с Копыткиным этим, кто со Славиком дежурил, обо всем разговаривал. Нас, «овощей», за людей не считают и при нас такие разговоры ведут — диву даешься! Я здесь пока лежу, такого наслушался…
— Слушай, — оживился вдруг Николай, — а того авторитета, которому ты машину разбил, как зовут?
— Как зовут — не знаю, а кличка у него — Ящик. Несколько раз его охранники так между собой называли… страшный человек! Если он узнает, что я выздоровел, — все, мне кранты!
— Так я тебе что скажу! Ты можешь заканчивать свою симуляцию, считай, амнистия тебе вышла!
— Это как?
— Убили твоего Ящика! Полгода уже как на стрелке подстрелили. Другой авторитет его уложил, по кличке Молоток. Чего-то они с ним не поделили…
— Да ты что, мужик, серьезно? — Собеседник Николая побледнел от волнения. — Ничего не путаешь? Не врешь?
— Да чего мне врать-то? Своими глазами свидетельство о смерти видел! Семь пулевых ранений, из них четыре смертельных.
— Ох, так это и вправду мне можно завязывать с симуляцией, можно выписываться из этого дурдома…
Он вдруг помрачнел, тяжело вздохнул и проговорил:
— А вообще-то неизвестно, где хуже — здесь или на воле… тут хоть все психи безобидные…
«Ага, безобидные, — подумал Николай, — лежит такой «овощ» спокойно, а потом вдруг очухается и убивает первого попавшегося… Странные дела творятся в этой больнице, ей-богу!»
Одно было несомненно: он напал на след Выборгского маньяка. Если этот малахольный симулянт ничего не путает, то Прохоров сбежал из больницы накануне первого убийства. Маловероятно, чтобы тип, который придушил санитара, сбежал бы из больницы для того, чтобы понюхать в скверике цветочки.
Казалось бы, чего проще? Идти к главврачу или еще к какому начальству, предъявить свое удостоверение и узнать у них точную дату поступления больного Прохорова в больницу, а также диагноз и все остальное. Если поступил он сюда пять лет назад, то сопоставить это с датами тех старых пяти убийств. А потом объявлять этого Прохорова в розыск.
Но хорошо развившаяся за годы работы интуиция, а также практическая сметка и здравый смысл подсказывали
Николай решил действовать старым проверенным способом — потихоньку расспросить второго санитара, дежурившего в ту ночь, Анатолия Копыткина, нажать на него в приватной беседе, можно и припугнуть — дескать, кому ты нужен, начальство покрывать тебя точно не станет, так что колись, Толян, пока не поздно. А уж потом, когда на руках будут доказательства, можно и по начальству обратиться. Пускай запускают государственную машину — кто такой Прохоров? Откуда взялся, где проживал? У них в поселке Васильки такого точно не было, он бы вспомнил.
Да и небось эти из психушки искали Прохорова по месту проживания. Им-то нужно его скорее на место вернуть, чтобы шума не было. Однако не нашли, потому что Прохоров этот крутится, надо думать, не в городе, а в области, а конкретно — в их поселке, потому как два убийства уже случились. И что он у них потерял, хотелось бы знать?
Капитан Черенков тяжело вздохнул.
Через двадцать минут после плодотворного разговора с общительным симулянтом Николай подошел к двери, на которой красовалась табличка «Отдел кадров».
Толкнув эту дверь, он вошел в небольшой кабинет, все стены которого занимали встроенные шкафы с выдвижными ящиками картотеки. Кроме этих шкафов, в кабинете находились два письменных стола.
За одним столом сидел сухонький подтянутый старичок в аккуратно отглаженном пиджачке и узком черном галстуке, очень подходящем для похорон.
За вторым, прямо напротив старичка, сидела весьма полная особа женского пола, на вид лет сорока, с высокой прической и узкими, неприязненно поджатыми губами.
— Я считаю, Амалия Степановна, — говорил старичок, — что в этом случае можно обойтись строгим выговором…
— Воля ваша, Арнольд Гаврилович, — отвечала ему дама. — Вы, конечно, начальник, вам решать, но я думаю, что нужно его увольнять…
— Увольнять? — переспросил старичок и почесал переносицу. — Да, вы правы, Амалия Степановна, нужно увольнять…
Тут оба кадровика заметили вошедшего в комнату Николая и дружно повернули головы в его сторону.
— В чем дело, гражданин? — сухо осведомилась дама. — Вы разве не видите — мы заняты?
— Да, разве вы не видите? — как эхо, повторил за ней старичок.
Вместо ответа Николай предъявил свое служебное удостоверение.
Дама взяла его в руки и несколько минут самым внимательным образом изучала. Она даже прощупала корочки, только что не обнюхала красную книжечку.
Наконец, видимо удовлетворившись, вернула документ хозяину и строго спросила:
— Чем мы вам можем помочь? Только побыстрее пожалуйста, мы очень заняты!
— Очень заняты! — повторил старичок.