Отпущение грехов
Шрифт:
– Слышь, Исмаил, а может, тебе в это дело не ввязываться? – как бы мимоходом спросил он.
– Я своих в беде не бросаю, – нервно повернулся к нему Исмаил, и священник понял, что товарищ и впрямь на пределе усталости – таким напряженным, таким страдальческим было его лицо.
– Патруль! – охнул священник и повалил товарища на землю.
Из-за угла ближайшей пятиэтажки выворачивала троица, один, самый высокий, – в центре, двое пониже – по краям.
– Какой же это патруль? – прислушавшись, издевательски хмыкнул Исмаил. – Это же офицерня пьяная. Слышишь, о чем говорят?
Священник
– Они говорят, пока Кузьмы нет, надо к Петровичу идти. Должен принять…
– Как нет Кузьмы? – оторопел священник.
– Тише ты! – шикнул на него мулла. – Еще говорят, из-за этого мудака никого в отпуск не пустили.
«Это, наверное, про меня!» – с удовлетворением подумал отец Василий.
– Пойдем ко мне, говорит, еще вмажем, – продолжал озвучивать далекий разговор Исмаил. – Не, мне завтра в наряд… А что наряд? Кузьмы все одно нет, а Петрович бегать за него не станет.
«А что же делать, если Кузьменко и впрямь еще не вернулся?» – напряженно думал священник.
– Слышь, Мишаня, – пихнул его локтем в бок мулла.
– Да? – повернулся он к мулле.
– А что, если к самому Брыкалову зарулить?
– Ты что, с ума сошел?
– А что? Я так понял, Кузьменко все равно нет. А уж командир полка мно-огое может порассказать.
Отец Василий представил себе, как они, повалив подполковника Брыкалова мордой в пол, дубасят его по почкам, требуя повиниться в покушении на губернатора, и тихо, истерически засмеялся. Картинка была еще та.
– А что ты смеешься? – шепотом возмутился мулла. – Неужели ты думаешь, Кузьменко хоть пальцем пошевелит без его согласия?
Отец Василий задумался. С одной стороны, Исмаил был прав. С другой – следовало отдавать себе отчет, что одно дело притащить в военную прокуратуру майора Кузьменко, и совсем другое – командира полка Брыкалова. Но было еще кое-что. Брыкалов слабый. Его действительно можно было расколоть. Действительно можно. Выйдет ли так с Кузьменко, сказать было сложно. «А ведь я помню, где брыкаловская квартира! – подумал вдруг священник. – Второй подъезд, второй этаж и направо; огромная такая. Да и Исмаилушка вымотался – дальше некуда. Надо это дело завершать». Соблазн был велик. Слишком велик. Слишком…
– Пошли! – кивнул он мулле.
– Ты уверен? – изумился тот.
– Другого такого шанса не будет. Брыкалов так Брыкалов.
Они дождались, когда перекрывшие подходы к «командирскому» дому вдрабадан пьяные офицеры дотолкуют о чем-то своем, проводили их взглядами и, где пригибаясь, где ползком, пересекли самое освещенное место и нырнули в уже начавшие зеленеть кусты у подъезда.
Было тихо. Так тихо, как бывает только в маленьких городках спецназначения, да и то лишь по вечерам. Отец Василий кивнул мулле и первым быстро выскочил из кустов и скользнул в подъезд. Здесь было шумнее. Где-то совсем рядом, кажется, справа, пронзительным, визгливым голосом ругалась женщина, слева громыхали посудой. Он почувствовал дыхание муллы и, одобрительно кивнув, промчался на второй этаж, замер у высокой дубовой двери. Это был единственный в городке дом с трехметровыми потолками, и поэтому все двери здесь были, как в приемной у замминистра – рукой верха не достать.
– Здесь? – прошептал мулла.
– Здесь, – выдохнул священник.
Им нужно было пройти в квартиру как можно скорее, так, чтобы не привлечь внимания остальных жильцов, но, что еще важнее, им надо было застать хозяина врасплох – не приведи господь, начнет стрелять! Тогда им обоим крышка: налетит патруль, повяжут, потащат…
Священник осторожно прижал ручку вниз и толкнул дверь вперед. Бесполезно. Дверь была закрыта. Тогда Исмаил быстро стащил с плеча свой рюкзачок и принялся в нем копаться.
– Я сейчас, Мишаня, – шепнул он. – Подожди… Ага! Вот она.
В руках у муллы заблестел тонкий блестящий стерженек.
– Отойди.
Священник послушно отодвинулся и прислушался. По-прежнему ругалась там, внизу, женщина, а вот грохота посуды уже слышно не…
– Готово! – Исмаил толкнул дверь, и они бесшумно скользнули в темноту прихожей.
Дверь закрылась.
Здесь было тихо и темно. Пахло кремом для сапог и шинелями – уж этот запах бывший сверхсрочник Михаил Шатунов, а ныне отец Василий, знал. И еще пахло дорогим мужским одеколоном.
– Спит, сучок, – прошептал Исмаил, и отец Василий поразился тому, как быстро стал их объект охоты для его товарища врагом. Сам он так отнестись к Брыкалову не мог.
Они не сговариваясь опустились на четвереньки и, чтобы, не приведи господь, случайно не шумнуть, поползли по гладкому, лакированному паркету. Было совсем темно, и лишь слабые отблески уличных фонарей ложились на обои и потолок.
– Спальня в конце, справа, – шепнул священник.
Исмаил, кажется, кивнул.
«Прости меня, Олюшка!» – мысленно произнес священник и поразился. Он впервые просил прощения не у господа, а у жены.
Они проползли к спальне, протиснулись в приоткрытую дверь, дружно привстали и… бросились на кровать!
Она была пуста.
– Не понял, – растерянно произнес Исмаил. – А где товарищ подполковник?
Отец Василий лихорадочно соображал. Из ванной комнаты и туалета свет не пробивался. Света вообще не было ни в одной из комнат. Хотя Брыкалов мог завалиться спать и где-нибудь в зале на диванчике.
– В зал! – шепотом скомандовал он.
Так, на карачках, они побывали и в зале, и в «кабинете», и во второй спальне, и даже в туалете. Огромная четырехкомнатная квартира была совершенно пуста!
– Мы так не договаривались! – прислонившись к стене спиной, истерически захохотал Исмаил. Он явно настроился на более интересное развитие событий.
– Ты дверь за собой закрыл? – вспомнил священник. – Нет? Давай, вперед! А то, не приведи господь, придет, а дверь открыта.
Они напились воды из-под крана и сели в зале, на дорогих кожаных креслах, а буквально через десять минут отец Василий осознал, что его товарищ спит, и спит крепко, прямо в кресле. Честно говоря, его и самого изрядно разморило в тепле. Священник поднялся и пошел по комнатам, разглядывая привыкшими к идущему от окон слабому уличному освещению глазами все, чем была наполнена квартира подполковника.