Отпуск Бога
Шрифт:
– Куно, но это придётся держать в секрете ото всех, - проговорила Ясака, сев рядом с Густавом.
– Но ведь мама говорила, что папа мог менять внешность по желанию, - произнесла Куно, перебравшись матери на колени.
– Просто у папы много дел, которые нужно делать в тайне ото всех, - поглаживая дочку по голове, произнесла Ясака, - и пока он не скажет, что всё хорошо, мы не можем привлекать к нему внимание врагов.
– Как тех, кто похитил маму?
– Да, как тех. Так что, это наш маленький секрет, хорошо?
– Ум, - кивнула Куно, со счастливым лицом смотря на Густава.
«Теперь главное не
Тронный зал дворца Ясаки, полдень.
– Приветствую вас всех в Киото, - обратилась к членам Оккультного Клуба Ясака, на которой было одето невероятно красивое парадное кимоно, - И от лица всех его жителей хочу отблагодарить вас за вашу помощь в разрешении кризиса, охватившего мой народ.
Поклонившись гостям, Ясака в очередной раз оглядела собравшихся. Демоны и ангел, которые помогали Куно в её миссии по спасению матери спокойно сидели в позе сейза, как и лидер падших ангелов Азазель и Владыка Ада Серафалл Левиафан. Валькирия Россвайс испытывала некоторое неудобство, видимо с непривычки, но старалась не подавать виду, но вот один из присутствующих вёл себя совсем по-другому.
Всем своим видом Густав Мольтке показывал, что испытывает от подобного сидячего положения Боль. Именно так, боль с большой буквы. Он кряхтел, пытался незаметно принять более удобное положение, от чего кряхтел ещё сильнее, наплевав на весь этикет и на осуждающие взгляды её советников. Ясака прекрасно знала, что он мог хоть в узел завязаться и чувствовать себя вполне комфортно, но от сочувствующих взглядов, что бросали на замаскировавшегося Творца демоны, ей хотелось расхохотаться. Однако те взгляды, что изредка бросала на Бога присутствующая на переговорах Серафалл Левиафан вызывали у Ясаки желание попросить удалиться официального представителя Библейской Мифологии.
Но самому Густаву было наплевать на все взгляды, направленные в его сторону, и на расшаркивания и ход переговоров между так называемой «песочницей» и Ясакой. Его разум был занят сочинением различных коварных планов наказания Михаеля за попытку того определить место нахождения девочки-волшебницы Эллохим-чан. То есть, Густава пытались найти его сыновья, и он был уверен, что за этим стоит не один Михаель, а как минимум ещё и Азазель.
– Мольтке-сан, веди себя как подобает, - вывел его из размышлений голос Тсубасы Юры.
– А что не так?
– У тебя такое выражение лица, словно ты собрался жечь муравьёв лупой, и ты как-то странно посмеиваешься, - тихо ответила Тсубаса.
– Не обращай внимания, - отмахнулся Густав, вернувшись к составлению коварных планов.
– А теперь, если вы не против, Ясака-доно, я бы хотел услышать историю произошедших ранее событий от последнего, участвовавшего в них, лица, - обратился к Густаву Азазель.
– Мне тоже интересно, Азазель-доно, - согласилась с лидером падших ангелов Ясака.
– Ку-хи-хи… что? А чего все на меня смотрят? – оторвавшись от размышлений, что выбрать между негритянским гей-клубом в купе с обликом маленькой девочки и концертом какой-нибудь местной группы недо-сатанистов в образе бородатого байкера, спросил Густав.
– Мольтке-кун, расскажи нам, как ты оказался втянут в конфликт между сторонниками Ясаки-доно и мятежными ёкаями. Но сперва я хотел бы услышать,
– Ну, это, я по молодости состоял в одном монашеском ордене, где и познакомился с потусторонним миром, - почесав затылок, начал рассказ Густав, - Там меня многому научили, но я и руководство ордена позднее не сошлось во мнении по некоторым пунктам, из-за чего этот орден мною был покинут. Я решил оставить в прошлом потусторонний мир и пожить нормальной жизнью, и это мне удавалось до последнего посещения бара и ночёвки на лавке в первом попавшемся здании, оказавшимся замком Ниджоу. Ну а дальше вы знаете.
– И этот монашеский орден был орденом Иллюминати, - произнёс Азазель, - Что-то не верится, чтобы они просто так взяли и отпустили бы своего бойца.
– А грандмастера никто и не спрашивал, - сказал Густав, но видя непонимающее выражение на лице Азазеля, пояснил, - Вы не поверите, что делает авиационная термобарическая боеголовка производства СССР в руках подростка, которого заставляют принять целибат, - злорадно усмехнулся он, - Особенно если рядом с ней лежит заряженный пакет направляющих огнемётной системы «Буратино». Сгорело всё, начиная от монахов и заканчивая архивами. Даже камни стали больше похожими на оплавленные свечи.
– Ты уничтожил целый монашеский орден из-за отказа принять целибат? – спросила потрясённая Зеновия.
– Эй! Когда у тебя начинают во всю играть гормоны, и ты только-только начинаешь узнавать всю прелесть женского тела, а тут тебя заставляют дать обет безбрачия, непорочности и много всяких других, тут по любому начнёшь желать страшной смерти заикнувшимся об этом, - ответил Густав, поймав одобрительный взгляд Иссея, Саджи и Азазеля.
– Ты ненормальный, Мольтке-сан, - заключила Момо Ханакаи.
– А я и не отрицаю, у меня даже справочка есть, как раз для таких случаев. Вот, - сказал Густав, достав из своего портмоне небольшой помятый листок бумаги и помахав им.
– Тогда последний вопрос. Мольтке-кун, - обратился к Богу Азазель, - Как ты смог пройти через барьер вокруг зала, где удерживали Ясаку-химе?
– А там был барьер? – непонимающе переспросил Густав.
– Я и Россвайс потратили пятнадцать минут, чтобы ослабить его на время и дать нам возможность пройти.
– Так вот почему мне показалось, что я прошёл через паутину, - задумчиво проговорил Густав, - Не, кроме этого я ничего не заметил. Я подумал, что это действительно была паутина, всё-таки этим развалинам уже много лет, хоть их и стараются поддерживать в нормальном состоянии. И раз это был последний вопрос, то значит, я вам более не нужен. И прошу вас, не втягивайте меня в свои разборки, я устроил небольшое файер-шоу в монастыре ради спокойной жизни, и я буду рад, если вы забудете о том, что я недавно вытворял.
– Но ведь сверхъестественный мир уже знает о тебе, он просто так тебя не отпустит, Мольтке-сан, - произнесла Россвайс.
– Кроме вас обо мне никто не знает, - сказал Густав, делая вид, что его начинает тошнить, - И давайте оставим это между нами. Я за семь лет в монастыре повидал такого, что мне уже приходится подкрашивать седину. А мне ведь и двадцати нет, - взвыл Густав.
– Россвайс-сан права, - подал голос Киба, - ты не сможешь прятаться вечно.
– Ну, если кто-то ко мне придёт – я смогу отбиться, - отмахнулся Густав.