Отпуск бойцовской курицы
Шрифт:
— Дуська, это она! — непослушными губами пролепетала я.
— Кто? — недовольно отозвалась сестра.
— Подруга Хобота!
— С ума сошла от страха, что ли? — неуверенно спросила Евдокия.
— Иди сама посмотри, если не веришь!
Дуська с опаской приблизилась и вгляделась в лицо головы.
— Господи, кто ж ее так? Неужели Хобот? А с виду дядька такой респектабельный!
— Этот респектабельный дядька срок за убийство мотал, а ты, между прочим, за него замуж собиралась! — Я не удержалась, чтобы не напомнить сестре о темном пятне в ее биографии.
— Ой, Жень, не иначе как бог отвел! — Дуська перекрестилась. — А откуда ты про срок знаешь?
— Вовка сказал, — буркнула я. — Пошли отсюда.
Мы выбрались на воздух. Загорать нам расхотелось. Ваньки в пределах видимости не наблюдалось. Наверное, до сих пор крабов ловит. Дрожащими руками Дуська откупорила по бутылке пива, и мы почти на одном дыхании опорожнили емкость, не почувствовав вкуса напитка.
— Домой хочу, — заныла Евдокия. — Это не отдых, а сплошное наказание. Зачем ты поперлась в эту пещеру? Чего тебе не загоралось спокойно? Знать бы не знали об этой голове…
Я не обращала внимания на нытье сестрицы, а решала очень важный вопрос: идти в милицию или нет? Пойти, конечно, надо. Сообщить о находке и все такое… Но ведь она, эта милиция, запросто повесит всех собак на нас с Дуськой. Доказывай потом, что ты не верблюд! Тем более на голове остались отпечатки наших ног. Стоп! Бред какой-то! Я точно знаю, что мы никого не убивали, это раз, голова лежит тут, по крайней мере, сутки, а мы приехали только час назад. Это два…
— Посадят нас, Жень! — донесся до меня голос Дуськи. Она, оказывается, уже давно что-то горячо втолковывала мне. — Нельзя в милицию идти, точно тебе говорю!
— А кто про милицию говорит? — удивилась я.
— Мало ли… Ты вон дружбу с Вовкой водишь, может, он тебя научил всяким правильным вещам.
Некстати она про Вовку вспомнила, ох, некстати! Ведь только вчера он меня предупреждал! Может, к Герману Максимовичу пойти? Я высказала эту мысль вслух. Дуська замахала на меня руками, как ветряная мельница:
— Что ты, что ты! А вдруг это он ее? Вдруг он и нас разрежет на кусочки и рядом положит, а то еще хуже, акулам скормит? И не думай!
Показался Ванька. Вид у него был какой-то странный, мне показалось даже, что он побледнел, как полотно. Если, конечно, такое возможно при темном цвете кожи. Ни слова не говоря, он подошел к нам и стал собираться.
— Домой поехали, — буркнул он, не глядя на нас.
В общем-то, мы ничего не имели против, только поведение юнги меня насторожило.
— А чего это ты такой смурной? Акула укусила, что ли? — хмуро поинтересовалась я, укладывая в сумку полотенце. Руки у меня противно дрожали, и я никак не могла справиться с «молнией» на сумке.
— Нечего туг делать, на пляже надо загорать, а не ошиваться черт знает где!
Я была полностью с ним согласна и не стала спорить. Иван подхватил переносной холодильник и пошел впереди нас. Вся его крепенькая фигурка была напряжена, как струна. Что-то с парнем происходило! А может… Внезапная догадка осенила мою гениальную голову.
— Дуська, — прошептала я, обращаясь к сестре, — а где вы крабов ловили?
— Во-он за теми камнями, — она указала рукой в направлении трех больших белых камней.
Кивнув, я отдала Дуське сумку и с воплем: «Вы идите, я вас догоню!» — бросилась в направлении валунов.
— Стой! — раздался за спиной голос Ваньки. — Стой, Женька, не ходи туда!
— Почему это? — останавливаясь, спросила я. — Мне в туалет надо. Ты меня сопровождать будешь или в лодке подождешь?
— Не ходи туда! — упрямо повторил юнга.
— Господи, ну что ты заладил, как попугай: «Не ходи, не ходи!»? Я свободный человек и могу ходить, куда хочу! — Я пристально наблюдала за Ванькой.
Он замялся, переступил с ноги на ногу и, махнув рукой, негромко сказал:
— Там тело!
Ну вот, моя догадка оказалась верна! Я похлопала Ивана по плечу и со словами: «Я знаю» — двинулась дальше. Ванятка разинул рот и поинтересовался:
— Как это знаешь? Ева его не видела, она не могла… Я… как только… Ее к тебе отправил…
— Подумаешь, бином Ньютона! Хочешь, скажу тебе кое-что? Это тело женщины, молодой, без головы и без одной руки, кажется, правой. Про остальные части тела не скажу — не видела, не знаю.
Юнга взирал на меня с каким-то священным трепетом. Видимо, в его кудрявой голове не укладывалось, как это девчонка может спокойно говорить об утопленнике без головы. Тем временем мы достигли цели.
— Показывай! — коротко приказала я Ваньке.
Он молча ткнул пальцем за небольшой камень. Я присмотрелась: тело было там. Нижняя часть его находилась в воде среди прибрежных водорослей. Под действием легкого прилива водоросли шевелились, отчего создавалось впечатление, что тело двигает ногами. Верхняя половина расположилась на камнях. У страшной находки не было только головы и правой руки, все остальное оказалось на месте. Крови тоже нигде не было видно. Может, смыло водой, а может, ее убили там, в гроте, а сюда перетащили, чтобы утопить, да только не повезло: водоросли опутали тело, как паутиной, и не дали уплыть в открытое море. Теперь у меня не оставалось ни малейших сомнений, что это была подруга Хобота. Легкий сарафан и туфельки подтверждали это. Именно во всем этом я последний раз видела девушку, когда она беседовала с черным незнакомцем. Стоп! А вдруг именно этот незнакомец ее и грохнул? Разговор, насколько я помню, у них был не особенно мирный и приятный и совсем не напоминал беседу двух друзей.
— Ты ее узнал? — спросила я у Ваньки.
Тот кивнул:
— Узнал. По платью. Это Марго. Подружка твоего папани.
Я вздрогнула: при чем здесь мой отец? А потом вспомнила, что для окружающих Герман Максимович и есть мой папка.
— Пошли отсюда, — взявшись за руки, мы покинули жуткое место.
— В милицию пойдешь? — тоскливо поинтересовался юнга.
— Надо бы, — вздохнула я, — только не хочется.
— И не ходи! Ты же не Павлик Морозов, чтоб на родного батю доносить? Да и нам лишняя суета ни к чему, — совсем по-взрослому рассудил Ванька.