Отпуск на всю жизнь
Шрифт:
– Класс! Я потрогаю? – не дожидаясь разрешения, вонзаю пальцы ему в плечо. Не вонзаются! Литые мышцы деревянной твёрдости.
– Класс! Даже у папы таких нет…
(Какой вкусненький!) – Стоп! Это кто сказал? Мы обе? Что я имею в виду – я знаю, а Дана про что?
Ещё немного мы весело поболтали, пока я не начала прощаться.
– Дальше вас не зову, хватит на первый раз. Мне пора.
– Дана, а телефон не дашь, вдруг новости какие… – решается Сергей.
– Не дам, – легкомысленно и жестоко отвечаю я, – А вот ваш возьму.
Кто
Вприпрыжку удаляюсь в сторону дома, оборачиваюсь через несколько шагов, машу рукой. Парни, попрощавшись, степенно двигаются обратно.
– Эльвира!!! – врываюсь в квартиру с диким криком, – Каникулы! Ура!
Забрасываю сумку в комнату, приплясываю около ворчащей мачехи. Она держит руки, испачканные в муке, вверх. Я висну на ней.
– Ну, Дана! Прекрати! Уронишь меня!
Я принюхиваюсь.
– О! Пироги делаешь? С чем?
– С рыбой и с ливером. Тебе какие больше нравятся?
– Мне? С рыбой, конечно! И с ливером! А если ты сделаешь, то хоть с опилками.
Мачеха мгновенно тает. Я быстро её сделала. Не важно, какой ты расы, лесть любят все, но люди – особенно. Долгоживущие слишком опытны, чтобы легко покупаться на такие простые вещи. Наладить отношения с Эльвирой было несложной задачей. Несколько комплиментов, сказанных вскользь и прямо, и мы – лучшие подруги.
– Пойдём, поможешь, – предлагает Эльвира.
– Обязательно! Только сначала мне выплеснуть всё надо. Подожди минут пятнадцать, – я несусь в комнату, вытаскиваю плейер, ставлю режим внешнего звука. Он негромкий, но мне хватит.
Минут через десять-двенадцать диких половецких плясок замечаю мачеху, стоящую в дверях кухни. Стоит и терпеливо улыбается.
– Даночка, ну, пойдём уже. Я зашиваюсь.
– Щас! Мне надо пар сбросить, а то я на кухне у тебя разнесу всё в щепки, – перехожу на болеесиловые движения, глубокий присед с выпадом и со сменой опорной ноги, быстрые резкие выбросы рукой для имитации ударов разного типа. Ну, и всё такое. У-ф-ф-ф! Теперь можно и мачехе помочь.
– Давай мясо домелем, у меня уже рука отваливается…
Пошла кухонная работа. Я всё делаю и всюду сую свой нос. Эльвира меня время от времени шугает, но не искренне. Ей моё любопытство приятно.
– Совсем забыла спросить, – спохватывается она, – Как ты четверть закончила?
– Не скажу, – знаем, как это бывает, – Папа придёт, всё и доложу. Что я буду, пятнадцать раз одно и то же рассказывать?
Но женское любопытство, оно такое, неистребимое и неотвратимое. Пришлось доложить, пришлось схитрить и пришлось взять обещание, что она теперь сама всё рассказывать папе будет.
Наконец мачеха запаковывает начинку под хитрую тестовую плетёнку, – я тут же влезла потренироваться, – и помещает все четыре увесистых, длиной в две ладони, пирога в духовку.
– Надо бы мне научиться, – рассуждаю я, усевшись спиной к окну прямо на пол, – Вот понадобится мне соблазнить какого-нибудь молодого человека, я ему раз! Пирог под нос! И всё, он – мой.
– Молодого человека не так надо соблазнять, – хихикает мачеха, – твой способ хорош для мужчины за тридцать. Они к тому возрасту как раз приучаются ценить такие вещи.
– Для молодых я и сама знаю способы, – срезаю я, – подумаешь, бином Ньютона.
– Ну, и какие? – насмехается мачеха. Она что, считает себя опытной женщиной? Ну-ну…
– Такие, – туманно отвечаю я, – лучше ты покажи, раз учишь меня.
– Показать? – мачеха хитренько улыбается. Она как-то подбирается, вроде ничего не делает, но развёрнутая осанка заставляет выпятиться грудь, глаза подёргиваются поволокой…
Я наблюдаю, судорожно вбивая внутрь себя настырно лезущие наружу восхищение и потрясение. Медленно и очень красиво Эльвира отводит ножку в сторону, вытягивая носок. Затем как бы невзначай сдёргивает полу халата, обнажая её до середины бедра. Не ослабляя вытянутую стопу, подводит ногу под себя, чуть согнув вбок. Резко выделяется линия бедра. Я не мужчина, но я судорожно сглатываю.
– Понятно. Вот как ты папу охмурила.
Мачеха вместе с хохотом возвращается к обычному виду.
– Сильно. Правда, сильно, – а сейчас я тебя сделаю, мамочка. Одной левой. Одним пальцем.
– Но я по-другому делаю.
– Как? – глаза Эльвиры горят любопытством.
– Очень просто, – я вытягиваю руку ладонью вверх и маню её пальчиком, – Чего ты так смотришь? Это всё. Не надо грудью козырять, нежные взгляды посылать, ножкой играть.
– Да ну тебя… – мачеха разочарованно отворачивается.
– Чего, да ну? – возмущаюсь я, – Это срабатывает. Только час назад кое-как от двух парней отделалась.
– Ты права, – мачеха не чувствует себя побеждённой, – Но такие всегда есть. Которые сами липнут. А вот как подловить того, кто не бежит за тобой, высунув язык и теряя слюни.
– А зачем мне тот, кто не пускает на меня слюни? – резонно спрашиваю я, – Какая может быть любовь, если мужчина тебя не хочет. Не верю я, что, например, отец не выдавал своего желания добраться до тебя.
– Ладно-ладно, подловила! – смеётся мачеха. Смотрит на часы.
– Пора, ну-ка помоги! – вытаскиваем один противень, с рыбными пирогами. Они раньше поспевают.
Один ливерный мы навернули горячим. Остальные оставили на ужин, там же в духовке.
– Дойдут, ещё вкуснее станут, – комментирует мачеха.
Но станут ли они вкуснее вечером, мы не узнали. Папахен заявился намного раньше, в четвёртом часу, часа через полтора после обеда.
Вхождение его происходит шумно. Изумляется мачеха, расширяю глаза я, а папахен внедряется в прихожую с какой-то коробкой и оставляет дверь открытой. За ним входит мужчина тоже с коробкой.