Отпуск с убийцей
Шрифт:
— Понятно. У Ломтева - алиби.
— Да он вообще тут ни при чем!
– горячо воскликнул Птучка.
– Я вам точно говорю. И потом. у него в апреле такое горе случилось.
— А именно?
— Жена повесилась.
— Довел?
— Ну, вы даете, Михаил Викторович!.. С таким-то мужем - жить да жить! Как у Христа за пазухой.
— Да? Интересно. А с чего же она вдруг?
Птучка глубоко вздохнул и тотчас резко крутанул баранку, объезжая лужу.
— Странная она была, с приветом.
– сообщил он, чуть помедлив.
– В областной больнице лежала, у нее шизофрению, кажется,
— Может, он издевался как-нибудь над нею или постоянно бил? предположил Невский.
— Да какое там! Спокойнейший мужик, пальцем мухи не тронет. И - не повезло. Уж как он с ней маялся, мог бы и развестись, кстати, - закон позволяет, так нет, жалел. А она вон что про него выдумала. Больная, что с нее возьмешь! Такие пироги, Михаил Викторович.
— Мда, занятно, - пробурчал Невский, задумчиво глядя в окно, хотя там теперь уже почти ни зги не было видно.
– Все это очень и очень занятно. Простите, а где именно обрывались следы?
— Какие?
– не врубился Птучка.
— Ну, те, что вели от реки. Когда в Мостова стреляли. По вашим словам.
— Ах, вы об этом! Мы вроде о другом давно уж говорим. Где обрывались? Да у самых ворот дома!
— А. дальше?
— Дальше - ничего. Собака покрутилась у ворот и потеряла след.
— И впрямь - загадка на загадке, - сокрушенно покачал головой Невский.
– Надеюсь, вы вошли во двор?
— Нет, разумеется. Ведь я ж вам говорю: собака потеряла след снаружи! И потом. Ломтев в тот день был на вылетах. Ломиться в чужой дом - в отсутствие хозяина, без уважительных причин.
— Ничего себе - без уважительных!
– невольно возмутился Невский.
– И это говорите вы, профессионал со стажем!.. Я не знаю. Это какой же должен катаклизм произойти, чтоб вы случившееся наконец зауважали, выражаясь в ваших терминах?! Вы, право, поражаете меня.
— Я в этом деле не участвовал, - обиженно ответил лейтенант, притормаживая перед кучей гравия, которая разлезлась чуть ли не на пол проезжей части, хотя ссыпана была когда-то безусловно на обочину дороги. Там работали другие. Далеко не дураки! Меня уже позднее подключили к следствию. И у меня нет ни малейших оснований сомневаться. Если поступали так, а не иначе, значит, по-другому было и нельзя - в тот раз, по крайней мере.
Невский привычно прихватил пальцами бороду и с раздражением подвигал ее вправо-влево.
— Ну, а вы бы сами как вели себя?
— Не знаю. Не задумывался, честно говоря. Может быть, и заглянул бы за ворота - для острастки. Да чего там, дело кончено! Кого теперь интересует, что я мог бы предпринять?! Я - исполнитель. Доказательств - нет. А просто так подозревать. Да эдак ведь любого можно подвести под уголовную статью! На свете невиновных - нет. Тут было бы желание. А мы, Михаил Викторович, не имеем права своевольничать! На это есть инструкции, законы, - подытожил Птучка.
— Да, законы надо знать. И уважать. Но почему же вы раньше мне обо всем этом не рассказывали?
– огорчился Невский.
– Еще там, в гостинице?
— А, собственно, зачем?
– непритворно удивился лейтенант, сбавляя скорость перед очередным поворотом.
– Никакой ведь связи с нынешним убийством!
— Может - да, а может - нет.
— Вот то-то и оно! Я тогда докладывал - по всей проформе и куда положено. Позволил себе тоже малость усомниться. И не изменило это ничего! Им, стало быть, виднее. А сейчас. Нет, тут совсем иначе. Это убийство особое, из ряда вон!.. И потом, еще раз повторяю, про то покушение все, кому надо, знают. Что я буду старое толочь?
— Все убийства - особые, - с неудовольствием возразил Невский.
— Оно конечно, - согласился Птучка.
– Но теперь, похоже, преступничек не уйдет. Это вы правильно придумали - отсюда начать.
Они подъезжали к санаторию.
Впереди, в просветах между деревьями, замелькали совсем уже близкие огни.
От главного корпуса донеслась развеселая музыка - кто-то громко включил радио.
— Эх, крепкого горячего чайку бы!..
– произнес мечтательно Птучка.
— Боюсь, вам не следует сейчас маячить в санатории, - заметил Невский.
— Я знаю, - вздохнул лейтенант.
– Это я так, вообще.
— Скажите, - неожиданно спросил Невский, - а труп повесившейся, когда снимали, врач осмотрел?
— По-моему, нет. Потом уже, в морге.
— Так. Любопытно. Но вскрытие-то было?
— Когда?
— Ну, здрасьте! В морге, надо полагать.
— Нет, - решительно мотнул головой Птучка.
— Почему?
— Да ведь. и так ясно, отчего умерла, - пояснил лейтенант, удивляясь недогадливости своего спутника.
– И муж ее, Ломтев, был против.
— Это безусловно его право.
– согласился Невский.
– Возражают многие, я знаю. Но уж в данном случае!.. Могли и не прислушаться.
— Легко вам говорить. Поспорьте-ка с ним! И повторяю: до того все было очевидно! Сбрендила, повесилась. Какие тут сомнения?
— И все-таки они есть, - твердо ответил Невский.
– Понимаете - есть! У меня, во всяком случае.
— Ну, знаете!
– фыркнул Птучка.
– Даже как-то странно. Может, вы еще скажете, что это Ломтев ее укокошил? Летит себе на вертолете, и вдруг: дай, думает, придушу ее. А там - пускай повесится сама.
— Это не смешно, - пожал плечами Невский.
— Да бросьте вы, ей-богу!..
– умиротворяюще проговорил лейтенант.
– Ее же потом внимательно осмотрели! Никаких следов насилия. Чувствуете никаких! Она сама в петлю полезла! Тут двух мнений быть не может.
Птучке явно не хотелось ворошить минувшее.
— Я не об этом, - отмахнулся Невский.
– Мнений может быть как раз хоть двадцать! Меня удивляет другая деталь, а на нее, похоже, должного внимания не обратили.
— Это, извините, вы о чем?
– Лейтенант недоуменно скосил на него глаз.