Отпуск с убийцей
Шрифт:
Они даже и не представляли, кто в реальности стоит за вывеской конторы. Это выяснилось много позже.
Но работа оказалась интересной и, на первый взгляд, нисколько не ужасной, даже очень-очень нужной - для дальнейшего развития науки. Ну, а ежели и возникали вдруг какие-то сомнения, их удавалось вовремя гасить искусство не особо сложное, однако оставлявшее в душе болезненный осадок.
Двое из былых сокурсников неважно кончили: один сошел с ума, другой с волчьим билетом вылетел на все четыре стороны и сгинул.
Невский устоял. Возможно, от депрессии и прочих неприятностей его спасла внезапно пробудившаяся
Как профессионал Невский зарекомендовал себя сразу, да и пассивным, тупым исполнителем не был никогда. Что же касается лояльности, то тут, обладая несомненной актерской жилкой, он мог задурить голову кому угодно.
Родина нуждается в защите? Население страны сплошь состоит из пьяниц, дураков и тайных, но от этого - вдвойне опасных недоброжелателей незыблемого строя? Очень может быть. Скорее даже, так оно и есть. В стране, где все равны, особо нужно печься о покое и священной безопасности тех избранных, кто все же чуточку равнее. Это Невский понимал, поскольку по иронии судьбы сам оказался как бы приобщенным к этой категории людей. И был обязан до седьмого пота отрабатывать такую приобщенность.
И приятно вроде - и паскудно в то же время. Тут уж поневоле в чем угодно будешь находить отдушину и утешенье, лишь бы крыша не поехала совсем.
Он мог бы спиться, мог стать наркоманом, мог в конечном счете превратиться в убежденную злопамятную гниду, у которой не осталось ничего святого за душой, - такое на работе наблюдалось сплошь и рядом.
Мог, удачно делая карьеру, окончательно утратить свое "Я", да бог сберег - направил на иное.
Целых девять долгих лет он постигал премудрости восточных стилей боя и немало преуспел на этом поприще.
Как утверждал его сокурсник, раньше времени лишившийся ума: "В человеке с Лубянки должно быть все прекрасно - и лампасы, и сноровка убивать одним щелчком".
До пышных позументов и больших лампасов Невский не дорос, тогда как в остальном.
Вот разве что курить не бросил, хоть и знал: искусство рукопашной схватки с этой напастью несовместимо. Ну да он в наставники не метил, утешаясь тем, что хватит для него и ремесла, а не высокого искусства.
Главным было несколько иное: понять и испытать на своей шкуре, что это такое - необыкновенное умение и вправду убивать одним щелчком.
Он даже не чурался выпивки в кругу друзей, которым в голову не приходило, кто он и чем занят. Полагали, и вполне резонно: если получает неплохой оклад, здоров, красив и диссертацию недавно защитил, то, значит, человек при деле, хорошо и с пользою сумел устроить свою жизнь, чего недурно пожелать и остальным.
Да, диссертация. И тема-то нашлась не самая пустая: "К вопросу о психологическом обосновании вариативной восприимчивости руководителей среднего звена".
Название, естественно, дурацкое, но ежели копнуть по существу.
Высокое начальство тему утвердило без малейших проволочек - ведь оно давно уже избавилось от всевозможных комплексов означенного "среднего звена", которое теперь считало нужным контролировать особо, дабы умственная смута пресекалась сразу, на корню и лишь проверенные кадры шли со временем "наверх".
Защита, как положено, была закрытой, оппоненты отмечали новизну и актуальность диссертации, а после был банкет в кругу понятливых коллег. Короче, внешне - очень мило, скромно и со вкусом.
Верные друзья пытались даже Михаила обженить - неоднократно, но без всякого успеха.
Так он и остался для других в какой-то степени загадкой: вроде бы рубаха-парень, свой, как говорится, в доску, а вот все же - с заковыкой.
Что ж, секретные восточные единоборства ему очень пригодились. Они скрашивали нервные и зачастую удручающие будни и привносили в его жизнь то здравое разнообразие, которое не в силах были дать ни театр, ни кино, ни книги.
А в конечном счете, взятое все вместе, это позволяло ему бодро и не без кокетства заявлять: "Ничто человеческое мне не чуждо".
И такою "человечностью" он очень дорожил.
Новую попытку завязать с куреньем он предпринял много позже - через десять лет после того, как стал служить в лаборатории.
К тому моменту новые идеи поиссякли, и работа сделалась совсем уже рутинной. Даже докторская - дань ученому тщеславию и повод утвердиться лишний раз в глазах коллег и всяческих больших функционеров - как-то не высвечивала в обозримой перспективе.
Это понимало и начальство. Именно оно в конце концов и предложило Невскому немножко сменить профиль и попробовать себя на телевидении - благо и родной эфир всегда нуждался в знающих, проверенных, толковых кадрах.
И вот здесь-то Невский наконец почувствовал себя в своей стихии.
Хотя "недреманное око Лубянки" продолжало пристально следить за каждым его шагом и за каждым его словом, все-таки, с формальной стороны, начальство как бы поменялось, и Невский поневоле это ощутил.
Поначалу осторожно, а затем все с большим увлечением и свойственной ему основательностью он начал разрабатывать познавательные программы по психологии, социологические передачи-диспуты и разные "круглые столы", куда приглашал нетривиально мыслящих специалистов и где сам частенько выступал в роли ведущего. Одновременно стал пописывать в газеты и журналы, и оказалось вдруг, что у него это недурно получается. Во всяком случае насчет того, как выглядит статья, ни у кого не возникало нареканий. Спорили по поводу идей, изрядно смелых и во многом непривычных, да по поводу иных пассажей, чересчур двусмысленных или, напротив, слишком откровенных. Впрочем, смелость эта, что, естественно, не принималось во внимание оппонентами, была, по сути, напускной и сотню раз перепроверенной и утвержденной - там, наверху. Ему как человеку неофициально очень государственному дозволялось говорить такие вещи, за которые другой писатель или журналист, конечно, заимел бы кучу неприятностей. Зато почти немедленно за ним заглазно утвердилась репутация отчаянно отважного ведущего и публициста, едва ли не борца с режимом, знаменосца оппозиции.