Отпуск строгого режима
Шрифт:
— Пожалуйста, тихо, молчи, и не надо ничего предпринимать, — Элеонора постаралась сбить запал, который овладел мореманом во время боя.
— Никому не двигаться! Стреляем на поражение! — вещали из вертолета.
Прожекторы, прорезая дым, высветили в серых клубах фигуры Бороды и Валета, которые все еще находились на крыше здания. Подельникам пришлось встать и поднять руки.
Вертолеты барражировали над местом происшествия, пока на шоссе не завизжали сирены и среди гор не появилась сверкающая, как елочная гирлянда, кавалькада полицейских машин.
35
— Ну что, Ленка, классно оторвались на Канарах? — пошутила Светка.
Та не поняла, с печальной или ироничной интонацией говорила ее подруга.
— Да плевать на эти гребаные Канары, девчонок наших вызволили и засветили так, что вряд ли их снова в рабство запрут.
— Ну-ну, гляди, чтобы нас теперь в турецкую тюрьму не заперли, — с плохо скрываемым отчаянием в голосе произнесла Светка.
— Я думаю, наше посольство сделает что-нибудь, — вмешалась в разговор Элеонора.
— Сделает, только не для всех. Я дочь начальника полиции и кое-что понимаю. Ленку и матроса за то, что они стреляли, а значит, покушались на жизнь турецких граждан, турки не выдадут. А нас помурыжат пару лет, пока все документы будут готовы, и только тогда депортируют.
Девушки сидели на привинченной к полу скамейке в полицейском участке, заключенные в железную клетку. В точно такой же клетке на другой половине полицейского участка находились Валет, Борода и Вася Мурманский.
— Да не беда! Где наше не пропадало. Выплывем, — подбадривал скорее себя, чем своих новых товарищей, Вася.
— А чего нас всех здесь парят? Почему по хатам не развозят? — нервничал турок-месхетинец.
У Бороды уже включились зэковские привычки, которые автоматом проявляются в тюремных стенах.
— Да не кипежуй ты. Если нас здесь держат, значит, мы им нужны. Ждут кого-то. Начальника большого, наверное.
— Че, думаешь отпустят нас с добром в Россию-матушку? А там нас куда денут? Закроют нас, родимых, — не умолкал Борода.
— Посмотрим. Надежда, как говорится, умирает последней, — Валет явно о чем-то размышлял.
— Хоть меня, как пить дать, упекут, я вам так, мужики, скажу, — пробасил Вася. — То, что мы сделали, — это хорошее дело. Морфлот меня бы понял.
— Морфлот — да, а эти турки — нет, — проворчал Борода.
— Ты же сам турок, — подстебнул его Вася Мурманский.
— Я другой… Я российский турок.
В участке кто-то появился — ожидаемый и важный, потому что нижние полицейские чины вдруг преобразились, подтянулись, выправились.
В участок вошел грузный человек, облаченный в турецкий полицейский мундир с блестящими знаками отличия. Валет пригляделся к нему, и ему показалось, что этого человека он где-то видел.
— Борода, — шепнул карманник, — не узнаешь?
— Белый костюм, шляпа, — почти беззвучно проговорил турок-месхетинец.
— «Бентли», солнцезащитные очки… Рыжие туфли.
— Да-да, мы его сильно напугали дымовухами, — улыбнулся Борода.
Высокий полицейский чин появился в участке не один, с ним вошел еще кто-то.
Борода просунул голову между металлическими прутьями, вытянул как можно дальше шею, чтобы хоть краем глаза увидеть, кто же там в участке нарисовался.
— Не хера себе залепуха, — протянул Борода.
— Че там? — с нетерпением спросил карманник.
— Наш полкан…
— Полкан? Федюшкин?
— Какой полкан? — заинтересовался Вася.
— Погоди, Мурманский, не до тебя сейчас, — задумчиво проговорил Валет, — все только начинается.
Борода с большим трудом просунул голову назад в клетку, при этом чуть не отодрав уши.
— Так вот на кого ты рассчитывал! Ты его ждал? — спросил он у Валета, ощупывая пораненные ушные раковины.
— Ну а кого? — сказал Валет. — Светка же здесь сидит, с нами. Мент нам еще пригодится. Ты, давай попаси, что там происходит — у тебя голова меньше, чем у нас.
Борода посмотрел на голову Валета, вздохнул, посмотрел на Васю и про себя отметил, что, наверное, у этот моремана не то что голова между прутьями не пройдет, но даже кулак. Хочешь не хочешь, турку-месхетинцу пришлось пригнуться и снова высунуть наружу голову.
— Слышь, Валет. Он башляет турецкому начальнику, — сообщил Борода.
— Понятно дело — выкупает Светку и Ленку.
— Э, его надо прищучить, пущай и нас выкупает, — начал возмущаться Вася. — А то у него в городе перед самым его носом столько наших девчонок в рабство увели. Куда же этот мент смотрел!
— Прищучим! — уверенно сказал Валет.
— Ленку и Светку освободили, — комментировал увиденное Борода.
На противоположной стороне участка происходило следующее. Как только Анатолий Герасимович положил папку на стол турецкому полицейскому, тот ее открыл, окинул взглядом содержимое и что-то отрывисто произнес.
Младший полицейский тут же отправился к клетке, где находились девушки, и вывел из нее Светку и Ленку.
— Папа! — Светка бросилась к отцу на шею. — Спасибо! Папа, я тебя люблю!
— Спасибо, Анатолий Герасимович, — обрадованно защебетала Ленка.
— Ты, дорогуша, ох как дорого мне обошлась, — строго сказал полковник Федюшкин дочке. — А обмана я вам просто так не прощу… Дома поговорим.
Светка и Ленка потупили взгляд, и вдруг Светка встрепенулась:
— Папа, а Элеонора?
— С Элеонорой позже разберемся, — тоном, который не допускал пререканий, проговорил Анатолий Герасимович.
— А эти… парни? — тихо пролепетала Ленка.
— Парни… С ними будем разбираться сейчас. Вы идите в машину и ждите меня. Не дай бог, снова куда-нибудь смоетесь. Игорек, — позвал полковник Федюшкин.