Отрадное
Шрифт:
Но когда она начала реально шить юбки, то столкнулась с тем, что нужно подобрать тон, нужно уговаривать заказчика, делать вид, что ты очень дешево шьешь, а в другом месте будет дороже, уметь льстить. Но ее доконало, что отец запросто сказал – «Матери сшей юбку, ты же курсы прошла».
– Старшая сноха с опытом, пусть и сошьет.
– Она с ней рассорилась, они друг друга недолюбливают.
Да, Мотя за волосы Фифу таскала, приговаривая: «Я тебе покажу, кто такая свекровь, ты у меня попляшешь». Мотя была патриархального воспитания и если уж дожила до свекровиного возраста, то считала, что может бить провинившихся и таскать за волосы почем зря.
Ну, мать-то ей не далась, уговаривать и льстить не стала, раз у нее была такая швея, а она не столковалась с ней. Передала она меня в муниципальный садик на недельное содержание, а сама пошла на такую же сменную работу, как и отец, только на железной дороге. Плакала, конечно, что отдает меня на неделю. Но что делать?
А тут перед седьмым ноября их и порадовали, что не далее, как первого мая, будет закончено строительство дома и всем дадут квартиры согласно количеству членов семьи.
Отец рассчитывал, что он возьмет себе Мотю, в том числе и для дополнительных метров, и прямо сказал жене:
– Давай без резинок поживем. Как раз будет беременность к первому мая. Набежит четыре человека – двухкомнатная квартира обеспечена.
Конечно, трезвый бы человек сплюнул через плечо, говоря это, а он уже давно занимал свой оптимизм у водки, и бахвальство стало у него одним из качеств характера.
Глава 4. Поездка в Клязьму
Ох, и любил же папенька мой романтические планы! Особенно те, которые им придуманы в электричке, везущей его в гости. Особенно любил их тут же в гостях обнародовать. Натура у него была такая артистическая. Никак он без этого не мог. А так как других гостей, кроме старшего брата, не было, именно брату все они и доставались.
Так и в тот раз. Не успев еще раздеться и сесть к столу, и, как водится, по одной выпить за седьмое ноября, он уже воскликнул:
– Леш, возьми к себе мать. Ей плохо одной, она плачет. Вот у тебя тут две комнаты. А весной, когда я получу квартиру, я её к себе возьму.
Старший брат терпеть не мог его романтических завихрений. Он был практик до мозга костей. А потому он парировал:
– Тебе надо – ты и возьми. А мне не надо.
Правда, не без некоторой издевочки. Мол, ты хорошо подумал, что предлагаешь, или как всегда? Все родственники мира, объединяйтесь во имя моей большой идеи? Я ими сыт по горло! Сколько тебя знаю – ты всё одно и то же талдычишь. Мол, есть идея – всех расселить. Нет такой идеи! Всё уже перепробовано.
Справедливости ради нужно сказать, что дядька пробовал пожить с Мотей. Но у него ничего не вышло. Только он за порог, на работу – свекра хвать молодую невестку за волосы и таскает: «Я тебе покажу, как свекру не слушать!» И это Фифу! О ней дядька мечтал, работая монтером в гарнизоне. Многие офицеры завидовали ему. Поэтому, как ни жаль ему было дедовой квартиры, пришлось оставить ее и съехать. Да так, что и адреса никто не знал. В надежде, что Клязьма, где находились дачи министерства сельского хозяйства, от Кубинки далеко, и никто туда не поедет.
Но надо было знать отца, до какой степени тот был привержен своим проектам. Он не мог пропустить ни одного праздника, чтобы не приехать и не осчастливить свою родню очередным шедевром.
К сожалению, кто-то из них – дядька или тетка – проговорился: «А… едем в Клязьму». И этого оказалось достаточно, чтобы 7 ноября утром папенька встал, оделся, собрал меня, зашел на вокзал с шикарным буфетом пропустить кружечку пива и поехал в эту самую Клязьму.
Мы сели с ним в поезд и сразу почувствовали: да, это праздник – 7 ноября. Все едут праздничные, бодрые, к своей родне на застолье. Еще не поют, но уже кое-кто, как отец, и кружку пива выпил. Потом было фантастическое московское метро со сказочно украшенными остановками от Белорусской до Комсомольской. Там еще коридор, в котором чудится дневной свет, а откуда он – не видно.
Потом к нам присоединились бабушка Мотя с Коммунистической (она снимала там койку) и мать с ночной смены. Все сели на вторую электричку и минут сорок пять ехали в другую сторону от Москвы. На остановке «Клязьма» все начали думать, где же взять адрес дядьки. Всех это поставило в тупик, кроме отца. Он сказал: «Пойдем в милицию, у них все адресные данные жителей этого го рода».
Довольные, мы пошли в жарко натопленную милицию, а там нам выписали квитанцию, взяли деньги и сказали, куда идти. Мы туда и пошли.
Большой двухэтажный деревянный особняк в соснах. А у нас в Одинцове – всё ёлки да ёлки. Мы зашли на второй этаж. Нас уже ждали или кого-то ещё? Нам адреса никто не давал, а другие гости не приходили, значит, они подкоркой чувствовали, что мы приедем? Никто не удивился. Тетка Аня – большая мастерица сервировки стола: только водочка и только из графина. Только салатики, но обязательно нескольких сортов. Безупречно одетая тетка с фантастически ухоженным лицом: и пудра, и губная помада – всё-всё лежало так, как надо. Это казалось невероятно красиво, не говоря уже о замысловатости прически. Мать никогда ни тем, ни другим не пользовалась.
Дядька – крупный, высокий, начальнического руководящего типа – прошел к столу и сам сел. Мать с отцом и бабку по правую руку от себя посадил. С другой стороны подошла тетка, села.
– Ах, да, пирожки-то, – беря три-четыре пирожка и подойдя ко мне, тихо сказала она:
– Пойдем, я тебя с девочками познакомлю, ты с ними на площадке поиграешь, ладно? А это с собой возьми, там съешь.
И мы пошли с ней к соседям. А там две девочки в немыслимой голубизны платьях. Они согласились взять меня играть на горку.
Не знаю, пирожки ли мне понравились или младшая девочка или и то, и другое, но только я играл восторженно и самозабвенно. Шутка ли! Четыре пирожка – и никто не попросил откусить! Играют без драк и обид, а не так, как у нас, на Мурмане. Я же не знал, что они дочери большого начальника НКВД.
Мы играли «в знамя»: один должен забраться на горку со знаменем, а другие его не пускают. Вырвавший знамя будет знаменосец. Большой чин.
А тут бежит растерянная мать: «Пошли скорее, мы уезжаем!» Я не посмел ослушаться, понимая, что там, у взрослых, что-то произошло. Ведь мы ехали с ночевкой.