Отравление в шутку

Карр Джон Диксон

На это Рид только хмыкнул, пожевал ус и сказал:

— А мы с Сарджентом тут поговорили. В общем, пока мы ничего не сделали. И даже не заявили. Но не пора ли уже выкладывать карты на стол? Нас тут не могут подслушать?

— Думаю, что нет.

Склонив голову набок, Рид заговорил с жаром:

— Ладно, вы говорили с Клариссой. Готовы ли вы побиться об заклад, что не она отравительница?

Глава 15

КРОВЬ И ВИСКИ

— Так дело не пойдет, — подал голос Сарджент. — Имейте в виду, док, это не метод. Что у вас есть против нее?

— Вы просто не представляете, кто она такая, — рявкнул Рид. — А я представляю. Я знаю ее с пеленок. Вам

стоит увидеть хорошенькое личико и услышать в свой адрес слова о том, какой вы замечательный, и пошло-поехало… Тьфу!

Не успел Сарджент что-то возразить, как я поспешил осведомиться:

— Если оставить в стороне предрассудки, док, то что вы имеете против нее?

— Хм… Это хороший вопрос. А вы, Джо, выкиньте из головы эти романтические бредни. Лучше послушайте меня. Эта женщина — тяжелый случай. У нее комплекс королевы Елизаветы. Она насмотрелась фильмов про Ривьеру, про аристократов и поклонников во фраках, которые говорят сквозь зубы, и ей кажется, она ими всеми может повелевать. А у нее был муж, вовсе не похожий на киногероя, да и родители не видели в ней героиню, и ей это обрыдло… Погодите, — нетерпеливо махнул он рукой, когда Сарджент попытался что-то возразить. — Вы хотите спросить, почему она не уехала? А вот это хороший вопрос. Я таких, как она, видел немало. Пятнадцатилетние девчонки, которые мечтают уехать в большой город. Пока их родители живы, они ненавидят всей душой эту жизнь, но остаются в отчем доме. Они чувствуют себя обязанными помогать семье — работают в магазинах за пять долларов в неделю. Но самое забавное в том, что они скорее поубивают своих родителей, чем откажутся их поддержать. Если их не станет, вот тогда совесть у этих девчонок становится чистой. Они скажут себе: такова, стало быть, воля Господа! Теперь они вольны поступать, как им хочется. Семейные узы — великое дело. Они не могут взять и уехать просто так, самовольно. Эти узы их тогда будут страшно тяготить. Но если родители отправятся на тот свет, они делаются вольными как ветер и совесть уже их не тревожит. Хм, я не умею все как следует растолковать, я не адвокат, но все равно это ясно как божий день.

— Значит, вы искренне убеждены, что миссис Твиллс могла решиться на такой пустяк, любя мужа и родителей, — подытожил Сарджент.

— Чушь! Она никого не любит. Это самая продвинутая стадия заболевания, о котором я говорил. Я мог бы даже объяснить это с точки зрения физиологии, если вы, конечно, поймете, что к чему. Но повторяю: все обстоит именно так. Идея семейных уз впитана ими с молоком матери. В отличие от более сложно устроенных личностей они не будут ставить под сомнение необходимость оставаться верными семейным обстоятельствам, но в один прекрасный день они вдруг теряют рассудок и отправляют своих близких к праотцам. А эта женщина наследует хорошие деньги. Что вы на это скажете, мистер Марл?

Я колебался. Это так странно совпадало с тем, что я услышал от Клариссы с ее пьяными речами, в которых проскользнуло ее тайное желание видеть родителей в могиле, что мне стало не по себе. Как ни удивительно, Клариссе и в голову не приходило поставить под сомнение старинный принцип: семья — это святыня. Совершить такое преступление, как убийство, для нее куда проще, чем бросить вызов вековым представлениям. Покойники тревожили ее куда меньше, чем живые родители, познавшие, что такое бедность и лишения. В вихре бурных развлечений на Ривьере ей может явиться видение богадельни и разрушить навсегда ее душевный покой, в то время как могила есть нечто конечное, безвозвратное, приносящее забвение.

Я взглянул на коронера, который, вытянув шею, смотрел на меня через полуопущенные веки.

— Это не исключено, — сказал я. — Но это всего-навсего гипотеза. Ее надо доказать.

— Верно, но позвольте спросить, — упрямо продолжал он, — у кого лучшие возможности совершить преступление,

как не у нее? Ее комната сообщается с комнатой Твиллса через ванную. Она могла бы подсыпать яд в бром так, что этого никто бы не заметил. Никто не видел ее с половины шестого до шести. Она якобы была у себя в комнате, отдыхала, но кто это может подтвердить? Она вполне могла подсыпать мышьяк матери, прежде чем спуститься вниз к обеду. Не случайно мать слышала, как в ее комнату заходил «кто-то из девочек». Кто был ближе всех к Твиллсу и мог преспокойно расспрашивать его о ядах? Кларисса. Кто знал, что у Твиллса была привычка на ночь принимать бром? Кларисса. Кто знал, что в библиотеке появился новый сифон с содовой? Опять же Кларисса. Она лично привезла его домой.

— Погодите минутку, — возразил Сарджент. Он слушал Рида, прикрыв глаза рукой, теперь он стал неистово махать ею.

— Мери тоже знала о сифоне. Она сама отнесла его судье и провела с ним какое-то время.

— Ерунда! Чушь собачья! — фыркнул Рид. — После Вирджинии у Мери здесь самое крепкое алиби. Она провела в кухне со служанкой весь промежуток от половины шестого до шести. А теперь скажите: кто выигрывает от кончины Твиллса? Ну разумеется, Кларисса. Вот видите…

Окружной детектив выпрямился в кресле. Уцепившись руками за подлокотники, он широко развел локти, словно человек, решивший быть готовым к атаке неприятеля. В уголках его светлых глаз собрались морщинки.

— Не упускайте из виду, док, — сказал он, — что она сама чуть было не выпила этот бром.

— Джо Сарджент! Вы порой напоминаете мне ребенка. Или остолопа. Это же несусветная чушь! Ну разумеется, она попытается лукавить именно так, по-детски. Она сделает так, чтобы кто-то обратил внимание, что она собирается принять бром. Только она его, заметьте, не принимает! Ну прямо как в кино. Она знала, что от брома не умирают, что обычная доза не принесет никакого вреда, и тем не менее вылила его в раковину. Каково?

— Это потому, что… — начал было я, но Рид меня перебил:

— Это потому, что она знала: бром отравлен.

Сарджент медленно поднялся, тяжкой поступью обошел стол и взял томик Гейне.

— Все отлично, док, — грустно сказал он, — только тогда объясните, что это все значит. Я имею в виду записи Твиллса. Боюсь, что вы не сможете.

— Кто знает, кто знает, Сарджент. Хм… Так-так. Уверен ли я, что знаю отравителя? Учтите, он пишет это, сидя у кровати жены. Он смотрит на нее, и его одолевают сомнения… Но я вернусь к этому через минуту.

— Не очень убедительно, док…

— Вы можете немного помолчать и дать мне договорить? — взвизгнул Рид. — Я знаю, что я делаю. «Что было сожжено в камине и почему?» Я вам отвечу что. Завещание доктора. Если он умирает, не оставив завещания, все достается его жене.

— В этом есть доля справедливости, согласен… Но…

— Послушайте, — не вытерпел я, — почему вы исходите из того, что имелось завещание? Мы о нем ничего не слышали. Но как только выясняется, что что-то было сожжено в камине, мы ни секунды не сомневаемся, что завещание существовало. Так бывает в детективных романах, но кроме этого, какие у нас есть основания подозревать наличие завещания?

У Сарджента, похоже, голова уже шла кругом. Он умоляюще воздел руки кверху, потом опустил и, успокоившись, сказал:

— Ну во-первых, этот самый камин — единственное место в доме, где можно что-то сжечь. Я осмотрел остальные камины — все они газовые. Сожжено было что-то незначительное по объему, не оставившее следов. Я проверил золу. Похоже, что это была бумага. Кроме того, несмотря на все свое безумие, этот молодой человек, Росситер, выдвинул разумное предположение. Я имею в виду эти медные скрепки на столе. Они используются для скрепления юридических документов. Он же предположил, что ими скреплялись странички завещания доктора, написанного в этой комнате.