Отравленная сталь
Шрифт:
Самолет сделал посадку в Шенноне, а через шесть часов вот он – аэропорт Мирабель и большой автобус с огоньками на крыше подъезжает к самолету.
Виталику показалось, что он напугал таможенника наличием двух своих паспортов – обычного и заграничного. Тот их у него и не спрашивал, но Виталик предъявил документы, как и полагается «хомо советикус», усвоившему правило – чем больше документов, тем лучше.
Лена видела, как, входя в зал для встречающих, Виталик принял серьезный вид и зашагал вперед неторопливо, но упруго. Однако только ее внимательный взгляд заметил чуть вытянутую шею и по-детски ищущие
Масштабы всего окружающего завораживали Виталика. Просторы крупнейшего в мире аэропорта. Пространства такие, что люди не мешают друг другу, но и не ощущают затерянности. Где ты, привычная теснота?! Похожий на большого крокодила длинный темно-зеленый автомобиль Лены. Внутри – желтая кожа и тоже просторно. Последняя модель – «Понтиак-Бонневиль», суперчардж с турбированным движком.
Лена вырулила со стоянки. Виталик не знал, куда смотреть: то ли на горящие зеленым огнем приборы «понтиака», то ли на широкую ровную полосу дороги, накрытую дыханьем зимы и обрамленную не небоскребами, а разноцветными одноэтажными строениями. Пятьдесят километров до Монреаля за пятьдесят минут. Нет, за пятьдесят секунд – так показалось Виталику.
Лена поглядывала на него, не досаждая разговором. Она лишь коротко проинформировала, что послезавтра они отправляются на важную встречу, где присутствие их обоих обязательно.
Лена жила в скромном районе недалеко от олимпийского стадиона. Виталик принял душ, и они отправились в ресторан, где его сытно накормили.
На следующее утро за завтраком она сунула ему небольшую, но толстенькую книжицу с рисунками – правила дорожного движения: давай осваивай! После завтрака она села за телефон, а он стал читать правила, удивляясь, что понимает по-английски. Потом они отправились на прогулку, и вот что рассказала ему Лена.
Завтра утром они выезжают на машине в Торонто, в Северный Йорк, где располагается североамериканское отделение ассоциации, которую возглавлял последние годы Иван Францевич. Там они встретятся с нотариусом, который специально прилетит из Европы, чтобы огласить завещание.
– Почему такие сложности? – спросил Виталик.
– Я толком не поняла, – призналась Лена. – Подозреваю, что передача оставшихся документов на имущество – это не самая важная часть мероприятия.
– А важная часть?
– Нечто связанное с деятельностью самой ассоциации. У них свои правила, свои традиции. Завтра узнаем.
Лена выглядела встревоженной. Виталик, продолжая шагать, положил ей руку на плечи.
– Ничего, прорвемся!
Она поежилась:
– Хорошо, что хоть ты у меня теперь есть!
На следующий день Виталик обследовал машину. Просмотрел «мануал» – еще одну цветную толстенькую книжицу. Основную ее часть занимали сведения о безопасности автомобиля: как пристегиваться, как возить детей и тому подобное. Сев за руль, Виталик поначалу нет-нет да и дрыгал левой ногой, ища сцепление. Наконец догадался сунуть левую ногу под сиденье, и все пошло как по маслу. Когда-то его «жигули-шестерка» представлялись ему верхом совершенства, и только сейчас он понял,
Дорожный крейсер глотал километр за километром. Вот так бы и ехал всю жизнь! Виталик на практике узнал, что такое круиз-контроль, но куда приятнее самому контролировать это чудо техники. Лена в глубокой задумчивости смотрела на дорогу/
Пристегнувшись ремнями безопасности, они застыли на скорости сто девять километров в час, Виталик в восторге, Лена, погрузившись в мысли, как в душистую мыльную пену, и мысли не разбегались, как раньше: присутствие Виталика, верной живой души, было действеннее транквилизатора.
Дорогу перебегала поземка, в стекло летели редкие, заблудившиеся снежинки. Холодный асфальт отталкивал их, ветер, хмурясь и беззлобно ругаясь, смахивал их в сторону, в бурьян, в перелески, на обнаженную каменную породу. И еще! Виталик никогда не ездил по такой широкой, гладкой и красивой дороге. Вначале он беспокоился, что они не взяли с собой канистру с бензином, и с тревогой посматривал на указатель уровня топлива. Но заправки попадались регулярно. Они остановились на одной, выпили кофе, и Виталик, ненадолго разлученный с автомобилем, успокоился только тогда, когда опять сел в его кожаное кресло.
По бокам дороги пролетали, скалясь в улыбке, красноватые скалы, убегали в матовую синеву осененные юным снегом хвойные деревья, мелькали скинувшие свои летние рубашки березы.
Пять часов на асфальте блаженства. Пять часов, и замелькали вагоны на железной дороге слева, стало больше машин и домов. Они подъезжали к Торонто.
Номер в «Четырех сезонах», душ, перекус – все это Виталик принял как должное. Обладание такой машиной сделало свое дело: Виталик быстро освоился в новой жизни.
– Бонневиль, почему Бонневиль? – захмелев от машины, приставал он к Лене.
Лена смотрела на него, не зная, радоваться ей или сердиться: не тот момент, чтобы витать в облаках.
– Как мне сказали, это такое высохшее соляное озеро.
– А! Вспомнил! Там устанавливают рекорды на скорость. Ну конечно! Это же священное место для автомобилиста!
– Слушай, Виталик, если ты не соберешься, я отберу у тебя эту игрушку, понял? Мы с тобой не в том положении, чтобы рассупониваться.
За долгую дорогу Лена успела осмыслить и изложить Виталику свое видение проблемы. На вакансию Ивана Францевича, по ее словам, должны претендовать три кандидата, это – и ответственность, и власть сверх всякой меры. От Лены, как выразителя его воли, похоже, зависит, кто будет избран на это место.
– Я так понимаю, – делилась соображениями Лена, – что здесь наименее опасная территория для такого рода дел. В Европе или Штатах нас в лучшем случае не выпускали бы из поля зрения.
– А в худшем?