Отравленная страсть
Шрифт:
– Она называет вас мужем, – обозлился я.
Калинин прикрыл лицо, засопел. Когда ладони опустились, воспаленные глаза жгли меня ненавистью:
– Решай! Либо свобода, либо я тебя растопчу.
– Свобода без Жени…
– Да, без нее!
– Послушала бы она нас. Такой торг!
– Тебе первому пришла в голову такая идея! – Нет!
– Что – нет?
– Я отказываюсь от сделки.
– Выбираешь тюрьму?
– Я выбираю Женю… Как и вы.
Калинин вскочил, ударившись бедрами о толстую столешницу неподвижного стола.
– Подумай! – крикнул он от двери. – Не губи жизнь из-за какой-то…
– Какой?! Из-за самой прекрасной в мире девушки? Разве вы сами так не говорили?
Юрий Борисович поморгал. Он был растерян и печален.
– Я подожду до вечера, – глядя в пол, произнес он. – Если надумаешь, скажешь Ворониной, что хочешь встретиться с районным прокурором.
Дверь гулко захлопнулась. Я сидел в следственном изоляторе за толстыми стенами, но сейчас мне было гораздо лучше, чем вчера на свободе, когда я плелся после встречи с Калининым.
Теперь победителем был я!
ГЛАВА 25
Лязгнули засовы, железная дверь в камеру приоткрылась. На пороге появился прапорщик:
– Заколов, с вещами на выход, – лениво скомандовал он. Я приободрился, тоскливое ожидание в камере изрядно надоело. Здесь каждая минута казалось часом.
– У меня нет вещей.
– На нет – и суда нет.
Мы двинулись по запутанной системе коридоров. На постах прапорщик предъявлял какую-то бумагу, нас пропускали. Когда грубые решетки с огромными засовами остались позади, мы зашли в обычный кабинет. Там я расписался, мне вернули пакетик с личными вещами. Я тут же вставил ремень в джинсы и вновь почувствовал себя полноценным гражданином. Приятно удивило наличие в пакете денег. Не верьте россказням злых языков о нечестных милиционерах!
Из кабинета мы прямиком спустились к центральному выходу.
– Эй, Егоров! – прапорщик окликнул водителя милицейского УАЗа. – Отвези парня в прокуратуру, к Ворониной.
– Один, что ли? – Егоров затушил ногой бычок, подозрительно взглянул на меня.
– Был звонок. Его вроде выпускают. Прокурор справку оформит.
– А если сбежит по дороге?
– Вот тогда появится повод еще раз арестовать, – усмехнулся прапорщик.
От изолятора до прокуратуры не больше десяти минут езды. Всю дорогу я терялся в догадках. Что могло произойти за несколько часов с момента последнего допроса? Я же не давал согласия Калинину. Почему меня отпускают? Или тут что-то иное? Действительно ли меня решили освободить? А может, это чей-то коварный план, чтобы представить дело так, будто я совершил побег? Ведь даже справки никакой не дали. Сейчас водитель вытолкнет меня из машины и заявит о побеге.
Как бы в подтверждение тревожных мыслей автомобиль остановился.
– Черт! Курево кончилось, – ругнулся Егоров и заглушил мотор. – У тебя есть?
– Нет.
– Сбегай купи. С тебя причитается ради такого события. – Водитель показал на табачный киоск.
Я покрепче взялся за ручку двери:
– Никуда я не пойду!
– Если денег нет, я дам.
– Деньги тут ни при чем.
– Обиделся, значит. Его выпускают, а он морду корчит. Я, между прочим, тебя не арестовывал, не допрашивал. Я простой водитель, только в форме.
– Ну так везите меня куда следует!
– Вот народ неблагодарный пошел!
Водитель хлопнул дверцей и вразвалочку двинулся к киоску. Ключи зажигания остались в машине. Это только подтвердило мои опасения. Ох, неспроста он их забыл, меня явно провоцируют! Нет, на такой дешевый трюк я не куплюсь!
Егоров вернулся, между пальцами дымилась сигарета.
– Сидишь? – спросил он через окно. Похоже, возвращаться за руль он не торопился.
– Сижу, а что?
– Да так… Ладно, поехали. – Он плюхнулся на сиденье. – Я ведь почему не спешу. Вернешься, еще куда-нибудь пошлют. А скоро конец смены. Уж лучше с тобой.
Пальцы повернули ключ зажигания, стартер вжикнул, но урчания мотора не последовало. «Сейчас попросит подтолкнуть», – печально подумал я. Егоров еще пару раз включил стартер. Результат тот же. Он ругнулся, не злобно, а по привычке:
– Вот, ёханый бабай!
– Толкать не буду! – веско предупредил я.
– При чем тут толкать? Бегунок в трамблере накрылся. У нее это болезнь какая-то! Каждую неделю меняю.
– Выходить из машины не буду.
– Да я уж понял. Без тебя справлюсь!
Егоров хоть и злился, но машину починил быстро. Дальше мы ехали молча.
– Вот твоя прокуратура, – кивнул он на вход с бронзовой табличкой.
– Не моя, а ваша.
– Ну что за народ!
– Проводите.
– Прынце-са! Сами они не мо-огут!
– Так положено.
– Пойдем, зануда!
Через минуту раздраженный Егоров впихнул меня в кабинет следователя Ворониной:
– Сдаю! С рук на руки. Упрямый, черт!
Татьяна Витальевна выглядела необычно. Поглощенная размышлениями, она сидела на столе, как сидят в барах на высоком неудобном стульчике. Короткая форменная юбка прикрывала перекрещенные бедра лишь наполовину, снятые туфли болтались на кончиках пальцев. Она обернулась на звук голоса, с трудом стряхнула невеселые мысли и попыталась вернуть облик строгого следователя. Получилось плохо.
– Заколов? Ты? Проходи. – Взмах рукой в сторону вопросительной позы Егорова: – Да-да, свободны.
Увидев знакомого следователя, я невольно улыбнулся. В официальном кабинете я почувствовал себя в гораздо большей безопасности, чем во время странной поездки. К тому же выражение лица у Ворониной было каким-то домашним. Мне казалось, что передо мной давно знакомая соседка Таня, по чьей-то глупой прихоти одетая в невыразительную серую форму.
Дверь за водителем закрылась. Воронина обошла стол, сняла мундир, словно тоже ощутила его неуместность. Глаза поискали, куда бы его пристроить, и, не найдя лучшего места, накинули на спинку кресла.
– Жарко, – как бы оправдываясь, произнесла Татьяна.
– Душно, – согласился я.
– Проходи. – Она указала на стул, а сама присела в отодвинутое кресло.
В центре рабочего стола следователя прокуратуры поверх деловых бумаг лежала фотография. Улыбающуюся Татьяну обнимал невысокий широкоплечий мужчина с буйным ежиком светлых волос и лукавой улыбкой. Оба были в походной одежде на фоне цветущего куста сирени.
Татьяна перехватила мой взгляд, перевернула фотографию и затолкнула под кипу бумаг.