Отравленная страсть
Шрифт:
– Тебя освобождают, Заколов. Милиционеры забрали свои заявления, дело о нападении на сотрудников милиции закрыто.
– Так никакого нападения и не было.
– Ну, это как посмотреть. Впрочем… уже не важно. Кто-то за тебя заступился. Не подскажешь, кто? – Она долго пристально всматривалась в меня. – Или сам не догадываешься?
Я вспомнил о Калинине. Неужели, несмотря на мой отказ, он решил посодействовать освобождению. Боится всплытия компромата? А чем не мотив? Инстинкт сохранения должности сработал.
Мне захотелось предстать в облике человека со связями:
– Ах, да! Наверное, это Юрий Бо… – я намеренно сделал паузу, наблюдая за реакцией Ворониной.
Татьяна неожиданно рассмеялась:
– Насчет Юрия не знаю, но что в юбке – это точно! – Она мгновенно сделалась серьезной и, как мне показалось, немножко злой: – Благодаря этому, возможно, тебя и освободили.
Я не знал, как понимать ее слова, и попытался пошутить:
– Из-за юбки?
– Из-за того, что под ней, – прозвучал грубый ответ. Воронина вздернула тонкие брови, блеснула глазами, кресло на колесиках резко подкатило к столу. Она наклонилась и шепнула:
– Кто-то тебя очень любит, Заколов.
В голосе проскользнули нотки легкой зависти, а в глазах я заметил тень любопытства, с которым она рассматривала мое голое тело в общежитии. Столешница вдавилась ей в грудную клетку, грудь легла на стол. Татьяна отстегнула галстук и швырнула его на подоконник. Дыхание стало глубоким, губы заалели, пуговка на рубашке периодически натягивалась. Я никогда не видел ее такой, мой взгляд притягивала разъезжающаяся щель между полами рубашки.
– Ну ладно, ладно. – Она отмахнулась, словно стряхивая наваждение, стул откатился обратно. – Иди к Ивану… Ивану Николаевичу. Он лично хочет подписать тебе освобождение.
– А куда идти?
– Направо. Через три двери.
Я встал, с трудом веря, что скоро обрету свободу.
– Да! Потом обязательно зайди. Расскажешь! – крикнула она вдогонку.
Негнущиеся ноги несли меня к таинственному кабинету.
ГЛАВА 26
Рядом с указанной дверью висела табличка: «Прокурор района Дмитриев Иван Николаевич». Я один раз стукнул и потянул на себя высокую створку. Прямо передо мной за длинным столом сидел человек с жесткой гребенкой рыжих волос. Форменная прокурорская рубашка была расстегнута на две пуговицы, китель висел на спинке кресла. Все у прокурорских одинаково, подумал я, вспомнив про Воронину.
– Мне к Ивану Николаевичу, – сообщил я в ответ на прищуренный взгляд из-под светлых густых бровей.
– Заходи, – Дмитриев дружелюбно откинулся на спинку кожаного кресла. Его глаза по-детски округлились, он с любопытством и явной ухмылкой рассматривал меня. – Так вот, значит, кого сейчас девки любят.
По лукавой улыбке я сразу узнал в прокуроре мужчину с фотографии на столе Татьяны Ворониной.
Во всем кабинете районного прокурора, и особенно на столе, царил, что называется, творческий беспорядок. Многочисленные папки и отдельные предметы были сдвинуты и неравномерно рассеяны по огромной столешнице. Кое-что даже валялось на полу. Но хозяина кабинета, судя по всему, это мало беспокоило.
Проследив за моим взглядом, он сгреб небольшой черный комочек ткани перед собой, рука с редкими проволочками волосков поднесла его к носу. Иван Николаевич звучно втянул воздух, зажмурив глаза, задержал дыхание и швырнул комочек в стол. Хлопнул задвинутый ящик, галстук на резинках, висевший на углу стола, соскользнул на пол. Прокурор проводил его безмятежным взглядом, его лицо выражало расслабленное благодушие. Кресло на колесиках откатилось. Иван Николаевич обошел громоздкий стол, на ходу поправив ладонью мотню. Повадками он напоминал подвыпившего крепкого деревенского мужика.
Прокурор неспешно обошел вокруг меня, крякнул, словно прочищая горло, и слащаво заявил:
– Повезло тебе, парень.
– В чем?
– Адвокат хороший попался, – прокурор засмеялся похабным смешком.
– У меня нет адвоката.
– Не было, но появилась. Опытная. И, что самое главное, нашла убедительные аргументы.
Я угрюмо взглянул на него, стремясь постичь смысл последней фразы. Тон мне однозначно не нравился. Прокурор натолкнулся на жесткий взгляд, посерьезнел:
– Ну ладно, давай. – Он выдернул бумажку из моей руки, черканул в углу. Рука с широким обручальным кольцом небрежно развернулась ко мне: – Свободен.
Я спускался по обшарпанной лестнице прокуратуры. Радость освобождения бесследно улетучилась. Терзали муторные вопросы. Кто? Кто мой адвокат? На какие аргументы развязно намекал прокурор? Почему в его манере общаться сквозило что-то похабное?
– Заколов! – кто-то окрикнул меня сверху. Над перилами повисла Татьяна Воронина. – Ты почему не зашел? Я же просила.
Точеные колбочки ног уходили под юбку. Где-то там вверху они соединялись, и мой взгляд невольно тянулся в серый туман в надежде увидеть это место. Еще неделю назад в подобной ситуации я стыдливо отвел бы глаза, а сейчас нагло пялился и испытывал лишь щекотное возбуждение. Потеря невинности словно прорвала широкую плотину и огромное озеро сдерживаемых желаний вырвалось на неизведанные просторы и устремилось к новым заманчивым горизонтам. Мир стал шире, полнее и красочнее.
– Заколов, – Татьяна пригладила край юбки, – поднимайся.
Мы вернулись в ее кабинет.
– Рассказывай.
– О чем?
– Что он тебе сказал.
Я постарался припомнить разговор с прокурором, но странным образом ничего в голову не лезло. Ах, да! Упоминали адвоката.
– Он говорил что-то про адвоката.
– Какого адвоката?
– Что у меня хороший адвокат, которая нашла нужные аргументы.
– Вот скотина! Кобель! – разошлась Воронина. – Аргументы, значит, подходящими оказались. Понравились ему. Ну да, она, видимо, молоденькая. А я, значит, уже… Какие же вы, мужики, сволочи!
– При чем тут я?
– Ты? – Она, будто очнувшись, посмотрела на меня. В холодных глазах появился и разрастался теплый туман. – Ты? Ты скорее пострадавший… Как и я… Мы оба пострадавшие.
Последние слова были произнесены ласковым шепотом похотливой самки. Ну что за город? Здесь все свихнулись от любви. А от нее, как я успел почувствовать на собственной шкуре, мучений больше, чем радости.
Татьяна приблизилась, толкнулась грудью в плечо, ресницы плавно опустились, затем резко вспорхнули.