Отравленная жизнь
Шрифт:
Катя, несчастная женщина, его любила. – Эти слова Альбина произнесла серьезно, без своей обычной насмешливой интонации. – Она только и мечтала, чтобы он бросил живопись, нашел нормальную работу. Она даже была согласна, чтобы он при этом пил, представляете?!
– А он? – спросила Саша.
– А он был не согласен, – кратко ответила Альбина и снова надолго замолчала.
Дорога не заняла много времени. Они проехали по Садовому кольцу, свернули на длинную улицу, застроенную серыми сталинскими домами, и Альбина припарковалась у какого-то супермаркета.
– Вылезайте,
Саша вылезла на тротуар и задрала голову, обозревая верхние этажи дома. На стенах не было заметно следов копоти. Но три окна на углу были приоткрыты, и это в такой-то мороз!
– Думаю, вон та квартира? – указала она Альбине, которая как раз заперла машину.
– Да. – Та тоже подняла голову и взглянула на окна. – Что эта старая дура наврала? Сильного огня не было!
Они вошли в дом, и старый, затхло пахнущий лифт поднял их на шестой этаж. Здесь Саша тоже легко определила, где именно жил художник. На площадке было три двери. Две – железные, аккуратно обитые дерматином, чистенькие. И третья – деревянная, выкрашенная малиновой краской, с выщербленным косяком.
– Значит, дверь ломали. – Альбина провела пальцем по косяку, из которого торчали свежие щепки. – Что же она, старая, так и живет с открытой дверью?
Значит, воровать нечего?
Альбина нажала кнопку звонка, но звука не последовало. Тогда женщина постучала. В конце концов из-за двери им ответил встревоженный женский голос. Саша узнала его – он принадлежал той самой женщине, с которой она говорила накануне вечером.
– Кто это? – тревожно спрашивала женщина. – Я никого не вызывала!
– Я Катина подруга, – громко крикнула Альбина. – Откройте, я все объясню.
– Не знаю никакой подруги, – испуганно отозвался голос.
– Она мне в магазин отнесла картины мужа!
Деньги хотите получить?
При слове «деньги» в замке повернулся ключ.
И через минуту Альбина и Саша уже стояли посреди разоренной комнаты и оглядывались по сторонам. Катина тетка прежде всего узнала их имена, а потом представилась сама:
– Нина, а если хотите по отчеству, то Нина Дмитриевна. Катя мне что-то говорила про картины, но я точно всего не помню. Так вы их продали?
– Да, – ответила Альбина, и Саша удивленно на нее посмотрела. Она не поверила, что Альбине за один вечер удалось сбыть с рук залежалый товар. Почему тогда она так ответила? Ведь ей придется отдать деньги!
– Продала и принесла деньги, – солидно пояснила Альбина. – Кому их теперь отдать? Вам?
Тетка протянула было руку, но тут же нерешительно ее опустила:
– А я не знаю. Может, и не мне.
– Как – не вам? – все тем же солидным, начальственным тоном переспросила Альбина. – Вы же наследница?
– Не знаю. – Тетка совсем растерялась. – Я наследница с Катиной стороны. А мне сказали, что, может, сам Иван вернется, тогда он и получит…
А если у него есть родственники…
– Так Иван же пропал!
– Ну и что? Все равно неизвестно, умер или жив!
Свидетельства о смерти у меня нег, значит, по закону он жив! Так, может, вдруг теперь вернется? – И Нина Дмитриевна быстро вытерла глаза костяшкой согнутого пальца. – Бессовестный! Ни на похороны не явился, никуда… Будто это его не касается.
– Ну, если вы его еще ждете, тогда конечно, – пожала плечами Альбина. – Я бы на вашем месте от денег не отказывалась. Или вы хотите, чтобы они Ивана дожидались?
Тетка наконец решилась. Она взяла деньги и, отвернувшись к окну, пересчитала их. Саша успела заметить только, что это были сторублевые купюры и было их совсем немного. Куда меньше, чем их эквивалент – двести долларов, который Альбина просила за три картины Корзухина. Но Саша опять промолчала. Она вообще старалась говорить поменьше, чтобы тетка не узнала ее по голосу. До сих пор этого не произошло, но Саша решила не искушать судьбу. Нина Дмитриевна вовсе не показалась ей сумасшедшей или даже просто глупой. Назвать ее старухой тоже язык не поворачивался, хотя женщине было явно за шестьдесят. Наверное, еще лет десять назад она была привлекательной. Сейчас же это была седая, опрятная, чуть полноватая женщина, очень уютная, с удивительно голубыми глазами.
Нина Дмитриевна тем временем сосчитала деньги и спрятала их в карман теплой вязаной кофты.
Она даже не спросила, сколько именно картин продала Альбина. То ли ей было все равно, то ли она эти деньги считала незаслуженным подарком судьбы. Альбина же продолжала командовать:
– Вот что, Нина Дмитриевна, вы мне покажите, что еще от Ивана осталось. Я, может быть, возьму на реализацию. Им, – она вздохнула, – уже все равно эти картины не нужны… Даже как память об отце. А вам деньги не помешают. Ну, хотя бы квартиру отремонтировать.
– Да ничего почти не осталось. – Тетка развела руками. – Все, что не сгорело, пожарные залили какой-то липкой пеной. Вон там, в комнате, идемте…
Она провела их в комнату рядом с кухней. Здесь не было видно следов огня. Саша только удивлялась – что же именно сгорело и где? Тетка будто услышала ее мысли:
– Кухня обгорела. Слава Богу; в комнаты огонь не дошел. А картины – вот они.
Альбина первая приблизилась к холстам, грудой наваленным в углу. Она наклонилась, попробовала поднять верхний холст и тут же брезгливо отдернула пальцы:
– Что это за гадость?
– Я же говорила, та самая пенка пожарная, – пояснила тетка. – Они все облили, чтобы возгорания опять не произошло.
– Так картины же не горели!
– Ну и что? Туда могли искры попасть, а потом опять загорелось бы. – Нина Дмитриевна вздохнула, – Вообще, когда я сюда вчера пришла убираться, мне показалось, что сгорело все. Конечно, сейчас я вижу, не все. Только кухня. Но вы сами посмотрите – этой пеной все вещи испортили. Ну, не отнесешь же в химчистку диван или картины…