Отражение Ворона
Шрифт:
– Ну ты плут! А мерки-то откуда? – изумилась Таня.
– Пхоще пхостого! Спхосив у костюмеха, котовый хаботав с тобой в фивьме. Это мой давний знакомый.
– Сколько же у тебя давних знакомых! Ну и ну! – других слов Татьяна не находила.
Рико захотел подарить Татьяне платье.
– Вы моя счастливая звезда, мне гре-ех брать с вас де-еньги! – нараспев говорил модельер, восторженно глядя на свою гостью.
– Ну, насколько счастливая, мы скоро узнаем, – ответила Таня, имея в виду предстоящее вручение «Оскара».
– Я буду за вас молиться.
– Тогда я просто обязана буду его получить! И все-таки в это платье вложено столько труда, столько кропотливой работы. Одна вышивка чего стоит. Ты сам вышивал?
– Сам. Почти два месяца ушло.
– Вот видишь! Ладно, я приму твой подарок. Но только при одном условии: если ты, Рико, примешь мой, – она протянула ему чек на двести тысяч долларов, – это тебе на развитие производства. И в залог нашей будущей дружбы. Возьми, иначе твоя звезда обидится и перестанет тебе светить.
В машине Таня спросила Факнуомо.
– А драгоценности ты тоже успел подобрать?
– Есть кое-фто на пхимете, зафтха можем посмотхеть, – хитро улыбнулся пресс-секретарь.
– Просто заговор какой-то! Что, очередной твой давний приятель, начинающий гений ювелирного дела?
– Нет, все на самом высоком общепризнанном уровне!..
В блистательной суете праздничных приготовлений Танин мозг даже и не выделил особо тот момент – где-то между фотосессией для «Пипл» и компьютерным подбором прически, – когда они с Дэном зарулили на «Мунлайт Пикчерз» и в кабинете гендиректора Айзенфиша подмахнули эксклюзивный контракт со студией. Три года, четыре картины, тридцать пять миллионов долларов с правом утверждения сценариев… Самым краешком сознания она отметила слова всезнайки Колина, произнесенные полушепотом уже в коридоре: студия перешла под контроль некоей «Ти-Зед Энтертейнмент Груп», принадлежащей в равных долях известному биржевому воротиле Цоресу и леди Морвен – той самой, что спонсировала «Красных рыцарей».
(5)
Из двух имевшихся в жизни Павла Чернова двигательных мотиваций сейчас пока доминировала одна.
Работа. А точнее – научный азарт.
Второй жизненный маяк – семья – пока светил тускло. Павел пока не видел реальной перспективы, как он вырвется отсюда, из Ред-Рок, и как воссоединится с женой и детьми.
Разумеется, последняя встреча с Таней, их тайный шепотом разговор, их удивительно сладкая близость, – все это возродило в нем угасшую было надежду на семейное счастье.
Но он пока находился в тюрьме, а сроки и условия его освобождения были очерчены зыбко и неконкретно.
Павел к тому же еще и не был до конца уверен в том, что шарашка в Ред-Рок не будет вдруг заменена ему на обычную камеру в обычной тюрьме.
Или того еще хуже…
Где гарантия, что, заметая следы этой очевидно незаконной и подстроенной кем-то аферы с научным исследовательским центром, где работают зэки… Причем зэки по сфабрикованным делам… Где гарантия, что заметая следы, опасаясь огласки, организаторы этой чудовищной мистификации не расстреляют и не закопают здесь в пустыне всех-всех свидетелей?
И это не была паранойя. Это был нормальный страх за свою жизнь, основанный на адекватном анализе ситуации. Все-таки Павел всегда был и оставался ученым. Ученым с рациональной установкой мышления.
И поэтому из двух жизненных мотиваций, семьи и науки, он выбрал теперь более доступную.
Науку.
Свою научную работу.
И подсознательно Павел чувствовал, что, уйдя с головой в работу, он обязательно приблизится и ко второму маяку. К Тане и к детям. Сам он пока не знал как, но чувствовал, что приблизится обязательно. Потому что, хоть и банально это звучит, но в науке и в жизни нет прямых путей, и в упорном исследовательском порыве можно однажды открыть такую дверь, что выведет тебя в совершенно неожиданное место и измерение.
Вот ведь, кто мог подумать, что, начав заниматься импактитами еще в коммунистическом Советском Союзе, он вдруг откроет себе дверь, ведущую в фантастический научный центр посреди Аризонской пустыни? Так почему же не продолжить идти этой дорогой?
И почему не верить, что она выведет своего верного странника в иное – счастливое место, где он обретет радость и покой? Где он вновь встретит свою Татьяну?
И их встреча в Далласе – это был знак доброго Ангела!
Павел затребовал новую установку для экспериментов, включавшую в себя вакуумную камеру, мощнейший пресс и разрядник высоких энергий на миллион электрон-вольт.
Главный энергетик Ред-Рока только присвистнул – это придется новую высоковольтную линию из Техаса сюда вести, потому как местные электростанции такой нагрузки не потянут. Или придется здесь свою мини – атомную электростанцию строить.
Павлу в удорожании проекта не отказали.
И он даже вошел в состояние здорового азарта, когда пытаешься испытать терпение противника, насколько его хватит…
Я еще дороже закажу оборудование – мне дадут. А я еще дороже закажу – мне опять дадут!
А я и еще втрое, вчетверо, впятеро дороже закажу! И мне опять не откажут!
С энергетикой поступили мудро и просто.
Вместо того, чтобы строить новую ТЭЦ или тянуть через пустыню демаскирующую секретный центр высоковольтную ЛЭП, в Ред-Рок привезли пару энергетических установок, какие ставятся на атомные подводные лодки.
Павел с головой ушел в эксперименты.
Метеоритное железо, свезенное ему со всех концов света, он давил прессом, сдавливая его до немыслимых в естественной тектонике давлений, бил его разрядами в миллионы электрон-вольт, нагревая, плавил его и потом резко снова охлаждал.
Он повторял опыты в разных комбинациях смены условий.
Давление-температура-разряд.
Разряд-температура-давление и охлаждение.
Температура-разряд…
Но результата пока не было.
– Намазывать можно, а жрать пока нельзя, – мрачно усмехался Павел, разглядывая отчеты о результатах последних серий эксперимента.
– А если еще нажать на администрацию и попросить устроить в шахте подземный ядерный взрыв? – спросил Павла его помощник Ален Кригер.
– Штаты сейчас в состоянии моратория по ядерным испытаниям, – с сомнением ответил Павел, – хотя…