Отражения в золотом глазу
Шрифт:
Некоторое время он простоял, низко склонившись над женой капитана. Потом, ухватившись для равновесия за подоконник, медленно присел возле кровати на корточки и застыл, положив сильные изящные руки на колени. Его глаза превратились в две янтарные пуговицы, спутанные волосы упали на лоб.
Такое же выражение внезапно пробудившегося счастья иногда появлялось на лице рядового Уильямса и прежде, но никто в гарнизоне его в эти минуты не видел. А если бы увидел, все могло бы кончиться судом. Дело в том, что во время своих долгих прогулок по лесу солдат не всегда был один. Когда ему удавалось покинуть конюшню днем, он брал с собой одну и ту же лошадь. Отъезжал от гарнизона миль на пять в укромное место. Здесь в лесу скрывалась ровная просторная поляна, поросшая блестящей рыжей травой. Солдат расседлывал лошадь и отпускал ее. Потом раздевался догола и ложился
Рядовой Уильямс простоял на корточках возле кровати Леди почти до рассвета. Он не шевелился, не издавал ни звука, не сводил взгляда с жены капитана. Когда рассвело, он снова ухватился рукой за подоконник и осторожно поднялся. Спустился по лестнице, осторожно прикрыл за собой заднюю дверь. Небо было уже бледно-голубым, Венера начинала тускнеть.
Глава третья
Алисон Лэнгдон пережила мучительную ночь. Она не могла уснуть до тех пор, пока не взошло солнце и горн не протрубил подъем. Все эти долгие часы ее одолевали жуткие мысли. Перед самым рассветом ей даже показалось, она была почти уверена в этом, что кто-то вышел из дома Пендертонов и направился в сторону леса. И только она наконец заснула, как ее разбудил шум. Алисон торопливо набросила купальный халат, спустилась вниз и обнаружила потрясающе смешное зрелище. Ее муж с ботинком в руке гонялся вокруг обеденного стола за Анаклето. Майор был в форме, с кортиком на ремне, готовый для субботнего утреннего смотра, но в носках. Увидев Алисон, оба замерли. Анаклето поспешил укрыться за ее спиной.
— Это он нарочно! — в бешенстве закричал майор. — Я опаздываю. Шестьсот человек ждут меня. Ты только посмотри, что он мне принес!
Ботинки действительно имели самый жалкий вид, словно их полили водой и обсыпали мукой. Алисон побранила Анаклето и не отходила от него до тех пор, пока он не вычистил ботинки как следует. Анаклето жалобно всхлипывал, но она нашла силу воли, чтобы не утешать его. Кончив работу, он пробурчал что-то о том, что убежит из дому и откроет магазин тканей в Квебеке. Алисон взяла ботинки и ничего не сказав, но с жалостью во взгляде протянула их мужу. Сердце у нее по-прежнему болело, и она вернулась с книгой в постель.
Анаклето принес наверх кофе, после чего отправился в гарнизонную лавку за воскресными покупками. Позже, когда Алисон дочитала книгу и смотрела в окно на солнечный осенний день, Анаклето вновь появился в спальне, в прекрасном расположении духа и совершенно позабыв об утреннем скандале. Он разжег в камине шумный огонь, потом осторожно открыл верхний ящик стола и принялся в нем копаться. Достал стеклянную зажигалку, которую Алисон когда-то сделала из старинного флакона. Безделушка так очаровала его, что пришлось ее ему подарить. Но Анаклето по-прежнему хранил зажигалку вместе с вещами Алисон, что позволяло ему на законном основании открывать ящик, когда ему вздумается. Анаклето попросил у нее очки и долго рассматривал полосатую льняную салфетку. Ухватил двумя пальцами какую-то невидимую пылинку и бросил в корзину для бумаг. Он разговаривал сам с собой, но Алисон не обращала на его болтовню внимания.
Что будет с Анаклето после ее смерти? Этот вопрос постоянно ее беспокоил. Моррис, естественно, обещал не покидать его в нужде, но что станет с этим обещанием, когда Моррис женится во второй раз, а ведь он непременно это сделает? Алисон вспомнила, как семь лет назад, на Филиппинах, Анаклето впервые появился в их доме. Каким он был грустным, каким необычным! Слуги-мальчишки над ним издевались, и он днями ходил за ней по пятам. Стоило кому-нибудь слишком пристально посмотреть на Анаклето, как он разражался слезами и с силой заламывал руки. Ему было тогда семнадцать лет, но на его болезненном, сообразительном и запуганном личике застыло невинное выражение десятилетнего ребенка. Когда они стали собираться в Америку, Анаклето упросил Алисон взять его с собой. Пожалуй, вдвоем они бы еще смогли найти свое место в мире, но что будет с ним, когда она умрет?
— Анаклето, ты счастлив? — спросила она вдруг.
Маленький филиппинец был не из числа тех, кого можно было привести в замешательство внезапным вопросом.
— Конечно, — ответил он, ни на секунду не задумавшись. — Когда вам хорошо.
Солнце и камин ярко светили в комнате. На стене появился разноцветный пляшущий зайчик, и Алисон стала наблюдать за ним, рассеянно прислушиваясь к бормотанию Анаклето.
— Мне трудно представить, что они тоже знают, — говорил он. Он любил начинать разговор с какого-нибудь туманного загадочного замечания, и Алисон терпеливо ждала продолжения, чтобы уловить ход мысли. — Только прослужив у вас изрядный срок, я действительно понял, что вы знаете. Теперь не убежден только в одном — в Сергее Рахманинове.
Она повернулась к нему.
— Ты о чем?
— Мадам Алисон, — сказал он. — Как по-вашему, Сергей Рахманинов действительно знает, что стул — это то, на чем сидят, а часы — то, что показывает время? И если я сниму ботинок, протяну ему и спрошу: «Что это такое, господин Сергей Рахманинов?» — он ответит, как любой другой человек: «Это, Анаклето, ботинок»? Мне трудно в это поверить.
Концерт Рахманинова был последним, который они слушали, а значит, с точки зрения Анаклето, лучшим из концертов. Сама Алисон не любила переполненные концертные залы и предпочитала пластинки — но иногда так приятно было удрать из гарнизона. Поездки были радостным событием в жизни Анаклето, главным образом потому, что они останавливались на ночь в гостинице, а это приводило его в неописуемый восторг.
— Позвольте я взобью подушки, вам будет удобнее, — сказал Анаклето.
А обед в день последнего концерта! Анаклето в своей оранжевой бархатной куртке гордо выплыл вслед за ней в гостиничный ресторан. Когда пришел его черед заказывать, он поднес меню к самому лицу и зажмурился. К удивлению официанта-негра, он заговорил по-французски. Алисон едва не рассмеялась, но сдержалась и перевела его слова с максимальной серьезностью, которую могла напустить на себя — словно была кем-то вроде гувернантки. Из-за ограниченного запаса французских слов заказ оказался довольно скудным. Заимствованный из урока в учебнике, озаглавленного «Le Jardin Potager», [10] он состоял из капусты, фасоли и моркови. Поэтому когда Алисон заказала от себя еще и цыпленка, Анаклето широко раскрыл глаза и бросил на нее благодарный взгляд. Одетые в белое официанты суетились вокруг этого феномена, словно мухи. Анаклето был настолько возбужден, что оставил обед нетронутым.
10
Огород (франц.).
— Не послушать ли нам музыку? — предложила Алисон. — Давай поставим соль-минорный квартет Брамса.
— Fameux, [11] — согласился Анаклето.
Он поставил на проигрыватель пластинку и устроился у камина на стульчике для ног. Но едва прозвучал первый фрагмент, восхитительный диалог между роялем и струнными, как раздался стук в дверь. Анаклето выглянул в холл, снова закрыл дверь и выключил проигрыватель.
— Госпожа Пендертон, — прошептал он, высоко подняв брови.
11
Прославленный (франц.).
— Я так и знала, что в парадную дверь можно стучать до Второго пришествия, а вы все равно из-за своей музыки ничего не услышите, — сказала Леонора, входя в комнату. Она опустилась в изножье кровати с такой силой, что показалось, будто лопнула пружина. Вспомнив, что Алисон плохо себя чувствует, Леонора изобразила на лице печальное выражение, полагая, что именно так следует выглядеть у постели больного. — Ты придешь сегодня?
— Куда?
— Боже мой, Алисон. Ко мне, на вечеринку! Я три дня трудилась, как негр, только бы все было в порядке. Мы устраиваем такие вечеринки два раза в году.