Отражения
Шрифт:
Люциус не делал ни единой попытки хоть как-то утешить её, а Гермионе именно в этот момент хотелось, чтобы её хоть кто-нибудь обнял, пусть даже Малфой. Хотелось хоть немного тепла.
— Я так надеялась… — прорыдала она, — что хотя бы здесь… она будет жить… а я её обниму… хотя бы ещё ра-а-а-аз!.. я будто второй раз её потеряла…
Вскоре Гермиона затихла. Она забрала у Люциуса палочку и обняла колени, пустыми глазами глядя на проезжую часть, по которой одна за другой проносились машины и жёлтые кэбы. На душе было пусто и холодно.
— Знаешь… —
— Отчего она умерла? — тихо спросила Гермиона.
— Волдеморт. Сразу, как только узнал, что она скрыла от него, что Поттер жив… Я иногда жалею, что этот ублюдок не может воскреснуть снова.
Гермиона испуганно подняла на него зарёванные глаза.
— Тогда бы я убил его. Сам, — пояснил Люциус. — Он ведь освободил меня из Азкабана в обмен на то, что его штаб-квартирой станет мой дом.
Он поднялся и протянул ей руку.
— Идём-ка.
— Куда?
— Туда, куда тебя послали. На Хайгет.
* * *
После посещения кладбища у Гермионы на душе осталась какая-то липкая тоска. Она, будто сажа, обволакивала и чернила настроение, даже несмотря на то, что они вместе с Люциусом наколдовали приличный венок белых лилий и положили его к каменному надгробью.
В мэноре ведьма стояла напротив зеркала и разглядывала своё отражение.
— Что тебе сделал Рон? Почему ты сдалась. Почему именно Люциус?
Но отражение, конечно, только молчало и хмурилось.
Люциус достал из бара два бокала и крепкое шерри.
— Пей. Тебе нужно.
Гермиона осушила бокал до дна и поморщилась от крепкого напитка, когда Малфой наполнил его во второй раз.
— До дна.
— А вы?
Он молча опустошил бокал и налил ещё.
— Не чокаясь.
Гермиона облизнула сладкие от вина губы. Нервы наконец распустило, туго натянутые, как струны, они теперь снова стали свободными, живыми.
— Никогда столько не пила на голодный желудок… — пробормотала, качнувшись, Гермиона. — Оу, Люциус, у вас есть приличный стейк и красное вино?
— Зачем тебе?
— Мы будем делать мясо по-французски!
— Мы? Есть же домовики.
— Всё волшебство мяса по-французски и есть в том, чтобы приготовить его своими руками!
Она укоризненно взглянула на него, и Люциус понял, что Гермиона опьянела. Спорить в ней в таком состоянии он не стал, и решил посмотреть, что из этого выйдет. Хотя бы из праздного любопытства, почему нет?
Пока он размышлял, Гермиона спустилась на кухню и уже вовсю суетилась у разделочного стола, что-то напевая себе под нос. Она заколдовала молоток, и пока он отбивал вымоченное мясо, смазала форму для запекания.
— Люциус, нарежь пока картошку, вот так, ломтиками!
Он покачал головой.
— Я никогда не резал картошку.
Гермиона рассмеялась.
— Ну
Глядя на то, как Люциус закатывает рукава, она вдруг поймала себя на странной мысли: что на этом широком запястье отлично смотрелись бы часы с большим чёрным циферблатом и посеребрённым браслетом. А ещё: как красиво контрастирует чуть загорелая кожа с белоснежной рубашкой. И только потом вдруг поняла, что говорит ему «ты». Это казалось таким естественным, как дышать или колдовать.
— Так, что дальше? — с деланной серьёзностью спросил Люциус.
— Галстук, — Гермиона удержала в себе желание подойти и развязать его самой. — Надо бы убрать галстук, иначе его запачкаешь.
И пока Люциус снимал его, обнажая шею, она поняла, что любуется тем, как раздевается этот странный мужчина.
«Скоро ты вернёшься домой, Гермиона. Скоро. И ты забудешь об этом. Навсегда».
Она вручила Малфою нож в правую руку и встала позади, но так было неудобно: из-за массивной мужской фигуры миниатюрная ведьма не доставала до стола. Тогда Гермиона недолго думая поднырнула под его левую руку и оказалась спиной к нему.
— Вот так, — она сжала его руку с ножом и направила на очищенную картофелину. — А если не придерживать, то соскользнёт!
— Думаю, с этим я справлюсь!
Люциус другой рукой придавил картофелину, и на доске появились тонкие ломтики. Гермиона быстро положила на доску следующую, чувствуя, как близко к ней он сейчас: пряжка ремня задевает поясницу, лёгкий запах сандала кружит голову. Она почти видела, как Люциус улыбается, чуть наклонившись и ероша её волосы на затылке. И заставляла себя подкладывать картошку, чтобы не думать о том, как непозволительно хорошо в его объятьях. Так хорошо, что она не прочь бы, чтобы это продолжалось подольше.
— Мне нравится готовить с тобой, — негромко сказал Люциус куда-то ей в волосы. — Это необычно. И увлекательно.
Гермиона с трудом подавила волну тепла, которая прошла по телу от этих слов, и сосредоточилась на тыльной стороне ладони Малфоя. Она слегка погладила её, коснувшись двух перстней с гладкой оправой.
— Мне тоже, — выдавила ведьма, краснея. — Знаешь, я немного напеваю, когда готовлю…
— Так что тебе сейчас мешает?
— Твоё чувство прекрасного!
— Да что ты! А я бы вот послушал…
Гермиона хихикнула и негромкого запела:
— Играет свет свечи в бокале,
А мы с тобою в зазеркалье,
Скажи, какое заклинанье
Тебя вернёт?
Сверкает лёд зеркал разбитых,
Но ничего не позабыто,
И в море слёз, тобой пролитых,
Корабль плывёт…
— Как-то печально, не находишь? — тихо спросил Люциус. — Впрочем, что там дальше?
— Ну… — смутилась ведьма. Она уже жалела, что невольно выбрала именно эту песню. — Там дальше…
Ты — моё отражение,