Отречение от благоразумья
Шрифт:
Пороховая башня внезапно появилась над окружавшими ее домами — трехъярусное золотисто-коричневое сооружение в готическом стиле, с множеством тонких башенок, стрельчатых бойниц и красной черепичной крышей. Пан Каспер, помедлив и воровато оглядевшись, юркнул в гостеприимно приоткрытые двери дома, на чьем фасаде красовалась заметная даже в наступающих ноябрьских сумерках ярчайшая вывеска: золотой донжон в полукруге надписи «Прашна Брана». Выходит, у меня есть возможность совместить два дела: проследить за фон Краузером и глянуть на объявившегося в городе певца по кличке Лэрц. Если он, конечно, тут.
Студиозусы и их подружки шумно ввалились в трактир, следом
— Вам повезло, — наставительно сообщил Орсини. — Перед вами новейшая достопримечательность Праги. Смотрите и запоминайте.
— Это кто? — немедля поинтересовался я.
— Дерек Шиммель, он же Лэрц, он же, по образному выражению круга его рьяных поклонников и поклонниц, Последний Мейстерзингер, — с кривоватой ухмылкой перечислил Джулиано. — Талантлив, но мрачноват. Синьор Фортунати, по слухам, намеревается сманить его в свою труппу...
Песня о воришке, влюбившемся в статую химеры с собора Парижской Богоматери, пришла к своему печальному завершению, студенческая братия, молотя кружками по столам, заголосила «Еще!», а я рыскал глазами по сторонам, ища, куда запропастился фон Краузер. Инквизиторский осведомитель отыскался в дальнем углу, где коротал вечер в одиночестве, и я почувствовал разочарование — видимо, пан Каспер пришел сюда без всяких тайных целей.
Лэрц тем временем спрыгнул с огромной пивной бочки, исполнявшей роль сцены, крикнув, что продолжение воспоследует, как только он перекусит, и начал пробираться к очагу, по пути отказываясь от многочисленных приглашений разделить компанию и остановившись только возле крохотного стола на двоих. Там сидела девушка — пухленькая, с круглой симпатичной мордочкой и длинными каштановыми косами, наряженная в крикливо-яркое красное платье и таращившаяся на своего приятеля прямо-таки обожающим взглядом. «Француженка Яна или Жанна, про которую рассказывал Мотл», — решил я.
В трактире повис обычный неразборчивый гул беседующих голосов, нарушаемый то пронзительным смехом девиц, то ученым спором между студентами, то обрывком разудалой песни. Фон Краузер под шумок тоже обзавелся собеседником: к его столу подсел невысокий тип, только что вошедший с улицы и с ног до головы завернутый в мокрый темный плащ. Вот незнакомец откинул капюшон, мелькнули рыжеватые локоны и я с некоторым изумлением признал не кого иного, как доверенное лицо наместника Мартиница — Станислава Штекельберга. «Прашна Брана» что, становится самым модным заведением Праги? Какого черта сюда принесло Штекельберга, без насущной необходимости не высовывающего носа за пределы Градчанского кремля и Малой Страны? Или он исчерпал свой кредит у пани Эли? Я буду не я, если не узнаю, о чем они шепчутся!
Кто-то из приятелей позвал Орсини, итальянец извинился и ушел. Воспользовавшись моментом, я переметнулся поближе к столу фон Краузера, ткнулся в чью-то оставленную кружку и навострил уши.
— Он поверил, — приглушенно, но торжествующе сообщил пан Каспер. — Эта тупоумная саксонская скотина поверила всему, от первого до последнего слова!
Штекельберг кивнул и вымученно улыбнулся. Вид господина секретаря наводил на мысль, что этот человек вынужден заниматься делом, которое ему совершенно не по душе, а потому испытывает не только муки совести, но и физические страдания, однако не в состоянии сделать решительный шаг, бросить все и уйти. Краузер не обращал на это внимания, разглагольствуя:
— Им конец. Точно говорю, конец! Скажите пану наместнику, пусть ни о чем не беспокоится и занимается своими делами. Еще до Рождества господа инквизиторы разделаются с ними. Глядишь, повезет, и театр заодно приберут к рукам. Кстати, мэтр Никс говорил, что ему для дальнейших опытов нужны молоденькие девицы. Актерки не подойдут? Там такие есть — загляденье... — Каспер выкроил масляно-восхищенную физиономию.
— Я спрошу, — отсутствующим тоном пообещал Штекельберг и поднялся, снова запахиваясь в черную ткань. — Значит, можно передать, что все готово?
— Заключительное заседание трибунала назначено на следующую пятницу, через пять дней, — фон Краузер допил свое пиво, бросил на столешницу пару серебряных марок и тоже оторвался от табурета. — Если все пойдет, как задумано... Загляните сюда денька через два, тогда я буду в точности знать, как обернутся дела в Клементине, — он хмыкнул и вполголоса добавил: — Да успокойтесь вы, все идет, как надо. Не выкрутиться им, святой истинный крест, не выкрутиться! Пан наместник — умнейший человек, он все правильно рассчитал, а в инквизиции, где всем заправляет упрямая бестолочь Мюллер, никто ничего не заподозрит. А коли вдруг заподозрят, возмущаться не станут. Где это видано, чтобы инквизиторы признавались, будто загребли кого-то по ошибке? Идите, я выйду следом.
Пан секретарь снова кивнул, точно выполняя заученное движение, и тенью выскользнул из зала. Осведомитель задержался, снисходительно взирая на веселящихся студентов, и степенно прошествовал к выходу. Я смотрел ему в спину, и в голове моей воцарялось звенящее, тревожное предчувствие грядущих неприятностей.
Кто-то осторожно дотронулся до моего плеча, ехидно осведомившись, не увидел ли я призрака — вернулся Джулиано. Времени на раздумья и колебания не остается, нужно либо начинать действовать, либо плюнуть на все, тянуть сладковатую наливку с привкусом лесных орехов, слушать Лэрца и постараться все забыть. Мне это не касается. Меня это не касается. Меня...
— Джулиано, мне потребуется ваша помощь. Возможно, придется набить кое-кому морду. Также возможно, что нам в руки попал кончик нити, способной вытащить Мирандолу и Луиджи из-за решетки. Но это наверняка будет опасно.
Боже, это что, я сказал?
— Пошли, — Орсини, спасибо ему, не стал выспрашивать подробности.
Мы выскочили из теплого уюта трактира в плывущий мимо ноябрьский вечер, промозглый и запорошенный снова начавшимся снегопадом. Штекельберг, похоже, успел уйти довольно далеко, чему я в душе порадовался. Мне вдруг захотелось, чтобы этот запутавшийся в собственных прегрешениях юнец получил возможность расстаться с прежней жизнью и начать все заново.