Отрешенные люди
Шрифт:
– Ты мне брось выкамаривать тут,- грозно свела брови Елизавета Петровна, на которую болтовня придворной дамы действовала не только успокаивающе, но и немного веселила.- А то отправлю от себя и не велю пускать больше.
– Это меня? Ближнюю родственницу свою?- удивленно воззрилась на нее Мария Симоновна, но тут же поняла, что императрица и дня не сможет прожить, чтоб не узнавать о сплетнях, обо всем происходящем при дворе наследника, и громко расхохоталась.- А не так уж вы и больны, ваше величество. Ладно, слушайте, чего я вам расскажу. Петр Федорович вчерась курить учился. Нашел где-то солдатскую трубку, закрылся у себя, набил ее табаком, только вместо курительного вложил в нее нюхательный табак. Несколько раз затянулся и...фрейлина прыснула от смеха и закатила глаза вверх, выражая крайнюю степень веселости,- и как начал кашлять и чихать, что мы, хоть в дальних комнатах были, а услыхали, переполошились. Николай Наумович прибежал, принялись дверь ломать, думали, может, припадок опять с ним случился. А Петр Федорович сам нам открыл, в слезах весь, красный, и камзол оплеван, как у пьяницы трактирного...
– Фу на тебя, замолчи,- остановила ее императрица,- чего же столь худо за ним присматриваете, что он курению проклятому обучаться вздумал? Куда смотрите? Не для того ли к нему приставлены?
– строго выговаривала растерявшейся Чоглоковой Елизавета Петровна.
Фрейлина, верно, не учла нелюбовь государыни к курительному табаку и полный запрет на курение во дворце, а потому теперь удивленно смотрела на нее.
– Углядишь за ним,- попробовала она оправдаться,- хуже ребенка порой бывают, не совладать никак.
– Хотя оно и к лучшему, что опробовал табак столь неудачно,примирительно высказалась Елизавета Петровна.- Что еще там было?
– После того как Петр Федорович курить пробовали?
– наивно переспросила Чоглокова, не отличающаяся большой сообразительностью.- Помыли его, в сад гулять пошли, а потом они солдат муштровать направились.
– Об том могла бы и не говорить, про любовь его к муштре не хуже твоего мне известно, - сморщилась недовольно императрица. Она ждала совсем иных сведений от фрейлины и попробовала направить ее рассказ в нужную ей сферу.
– Наезжал кто к ним, скажи лучше.
– Да как обычно, - пожала та худенькими плечиками, - офицеры разные, некоторые очень даже красивые из себя, высокие такие, видные, в карты играли долго. Другие господа быть изволили...
– Какие господа?- нетерпеливо спросила императрица, и по тому, как зажглись любопытством ее глаза, даже недогадливая Чоглокова поняла, что именно от нее хотят услышать.
– Да я тех господ ранее и не видывала, не могу знать, кто такие. Сдается мне, из иностранцев некоторые были, одеты не по-нашему.
– Ой, что с тебя взять, с дуры,- вспылила государыня, и к ней тут же подбежала бдительно стоящая неподалеку Марфа Егоровна, приложила примочку ко лбу и зло глянула в сторону Чоглоковой.
– Зачем вы так,- обиженно отозвалась та и картинно надула пышные губки, пытаясь выказать обиду.
– Граф Бестужев-Рюмин приезжали еще,- вспомнила вдруг она.- Но с Петром Федоровичем не беседовали, а с Екатериной Алексеевной наедине говорили почти час. Потом сразу и обратно уехали.
– Наконец-то что-то путнее от тебя услышала,- привскочила на кровати императрица и отбросила со лба примочку.- Который из них приезжал?
– Из каких?- не поняла Чоглокова.
– Из Бестужевых. Старший, Михаил, или Алексей Петрович?
– Те, которые у вас при дворе служат...- рассеянно отвечала Чоглокова и добавила, чуть помолчав, - канцлером.
– Сведешь ты меня, сестричка дорогая, в могилу когда-нибудь, - шумно вздохнула императрица.
– А? Каков канцлер?- спросила, обращаясь уже к Шуваловой.
– Давно тебе об этом, матушка, толкую, - поддакнула Марфа Егоровна.Сразу и помчался сломя голову до Катьки. Не зря, ох, не зря он к ней ездил, точно говорю.
– Хорошо, о том позже поговорим,- обессиленно опустилась обратно на подушки императрица.- Племянничек мой с супругою своей не ссорятся больше? вновь обратилась к бестолково смотрящей на нее Чоглоковой.
– Вроде, как нет,- быстро и чуть испуганно, боясь в очередной раз не угодить государыне, ответила та.- Но и большой любви меж ними пока не видно. Лизка Воронцова племяннику вашему глазки все строит, хихикает, шушукаются с ней в парке во время прогулок. И в покоях часто одни остаются.
– Что?!
– вновь вскрикнула императрица и начала подниматься; но Шувалова удержала ее, снова уложила на постель.
– Вы мной туда с муженьком своим ворон, что ли, считать отправлены? Как можно допустить, чтоб наследник престола один оставался с девкой какой-то?! Как ее?
– Лизка Воронцова, - услужливо подсказала Чоглокова.
– Это страшная такая из себя? С лошадиной мордой?
– удивилась императрица, вспомнив хорошо известную ей девушку.- Да что он в ней нашел? До сих пор отцом стать не может, а туда же! Вот что творится на белом свете! Стоило мне только захворать ненадолго, а тут столько всего. Чего-то еще не досказала?- стрельнула она взглядом в и без того напуганную фрейлину.Говори, все одно и без тебя узнаю. Ну?
– Записка перехвачена начальником караула была...
– К кому записка? К Петру? От кого?
– Нет, не к его высочеству, а к жене его, к Екатерине Алексеевне. Свидание ей назначали, стихи любовные в ней...
– Подписано кем?- буравила ее сердитым взглядом карих глаз Елизавета Петровна.
– Две буквы "С" стоят, и все.
– Подай сюда записку,- требовательно протянула императрица руку.
– Нет ее, муж сжечь велел,- развела она руками.
– Олухи царя небесного!- дала волю своему гневу государыня.- За что вам только деньги платят? Свиней пасти и то не способны,- но, поняв, что сказанула лишнее, поправилась,- в свинопасы тебя с муженьком вместе определю, коль еще раз такую оплошность совершите. Скажи лучше, кто там у вас из молодых имя на букву "с" имеет?- Но фрейлина подавленно молчала, не издавая ни единого звука, и лишь беспрестанно хлопала длинными густыми ресницами.
– - Савелий? Севастьян? Степан? Семен? Сергей?- начала подсказывать ей императрица. При последнем имени та радостно улыбнулась и замахала ручками, прощебетав:
– Угадали! Есть у нас Сергей Салтыков, красавец!
– И что мне только с вами, бестолковыми, делать,- устало улыбнулась императрица, не в силах больше сердиться на поникшую перед ней двоюродную сестру.- Детишки твои как? Не болеют? Здоровы?
– Слава Богу, здоровы пока. В воскресенье на службе были, причастились.
– Иди, нянчи детишек,- безнадежно махнула в ее сторону государыня,может, хоть в том счастлива будешь.- Чоглокова сделала торопливо низкий реверанс и выскочила вон.