Отрочество 2
Шрифт:
Ожёгши начальника охраны взглядом, от которого тот покрылся крупным потом, Сергей Александрович откинулся назад и замолчал. Адъютант вздохнул еле заметно, но чувствуя ситуацию, постарался слиться с обивкой экипажа. Какой момент…
По приезду на Волхонку Сергей Александрович немного оттаял, и грозовое его настроение сменилось сумрачным. Пройдясь по стройке музея Изобразительных
С удовольствием подискутировав с многознающим и неизменно деликатным Иваном Владимировичем Цветаевым[iii], он проконсультировался с ним по греческой бронзовой статуэтке, купленной недавно за тысячу франков.
– Прекрасный образчик, – констатировал искусствовед, с удовольствием вертя в руках статуэтку, – и что особенно удачно, почти нетронута временем. Недаром о Вас, Сергей Александрович, отзываются как об одном из лучших знатоков античных древностей! Удивительно удачная покупка!
Разговор перетёк на строительство музея и сбор коллекции, и Великий Князь с лёгким сердцем пообещал выделить крупную сумму на Равенские мозаики.
– На это, – уверенно сказал он, – никаких денег не жалко!
– Пшёл! – тычок в поротую спину, и мужичонка влетел в камеру, едва удержавшись на ногах. Потоптавшись у входа с видом задиристым и отчаянным, но не находя в сокамерниках разбойного вида признаков, он осмелился сесть в углу нар, осторожно поглядывая по сторонам и готовясь если што, так и сразу! Но задир не находится, и по всему видно, што людям он не слишком-то и интересен, а история его окажется если не скучищей зевотной, так где-то рядышком.
В камере тягостная духота и полумрак, из окошка под самым потолком пробивается тусклый свете через отродясь немытое зарешеченное окно. Пахнет развешанными портянками, немытыми телами и почему-то капустой, неизменным запахом всех казённых учреждений, даже если там никто не ест.
В углу какие-то оборванцы, по виду нищие, играют в засаленные карты, и проигравших с дурным смехом лупят по опухлым красным ушам разбухшей колодой. Кто-то спит, накрыв голову армяком от лишнего шума, другие ведут негромкие разговоры, и в камере стоит постоянный негромкий гул.
Показав готовность дать отчаянный отпор, мужичок слегка отживел душой, разговорившись с соседями. Нашёлся и земляк, давным-давно отданный в учение портняжному делу и изрядно подзабывший родные края. Жизнь в Москве у земляка задалась не слишком, и от тово он не слишком задавался.
– … как же так, – всё не мог понять мужичок, – я ж с бедой нашей поклониться пришёл, и тут – нате! Меня ж обчество посылало, в кутузку-то за што? Глянул только, как на вошь, и на съезжую потащили. Сицилист, говорят! Замыслил противу властей!
– Дяр-ревня, – выдохнул земляк, даже и не пытаясь объяснить тому, в какую же кучищу тот вляпался со всего разбега, бо не поймёт пока!
– А я што? – заморгал Ивантеевский растерянно, – Я ничево… Я тока до властей донести, значица.
– Донёс, – хохотнул испитого вида молодой парень, слушавший разговор, – а потом и тебя донесли – на съезжую!
– Цыть! – повернулся к нему незадачливый портняжка, подвизающийся у хозяйчика, – Не вишь, человек не в сибе, а ты туда же! Вляп такой, што мал-мала не политика, а то и она, родимая!
– За што!? – взвыл ивантеевский.
– А за то самое, – смутно объяснил земляк, – ибо нехрен!
[i] Унизительных отзывов великого князя удостоил в своих мемуарах, его племянник Александр Михайлович Романов. С отвращением тот описывал, как отдыхает великих князь в окружении молодых гвардейцев, а те поют ему душещипательные романсы, заглядывая страстно в глаза.
[ii] Музыка Михаила Глинки, стихи Евгения Баратынского
[iii] Иван Владимирович Цветаев – русский учёный-историк, археолог, филолог и искусствовед, создатель и первый директор музея Изящных искусств (Пушкинского). Он же – отец Марины и Анастасии Цветаевых.