Отрочество 2
Шрифт:
Второй, такой же молодой и черногривый, повалил наземь мужчину в сюртуке, но тот отбивается дулом ружья, всё не находя возможности выстрелить.
Чуть поодаль две молодые женщины – вцепились друг в дружку, визжат…
– Г-дах!
– Г-дах!
Выстрелы наши прозвучали едва ли не слитно, и оба – попали! Мой лев получил пулю в голову, и затих без единого движения, чудом не придавив отбивавшегося от него провизора.
Санькин конвульсивно дёрнулся несколько раз, и брат для верности всадил в него ещё одну пулю. Лошадь, заржав, высвободилась-таки из объятий царя зверей,
… - как хорошо! – подшагнули сестрички милосердные, да вцепились с двух сторон – не оторвать! Да пережитое своё, с двух сторон – в уши! Отрывисто, бестолково, с подвизгиваньями бабьими, самыми што ни на есть простолюдинскими.
Кряхтя, провизор начал вставать, и сразу – сестрички милосердные, а не бабьё! Вспомнили, кто они есть, засуетились – одна его проверяет, другая к гвардейцу придавленному метнулась.
Несколько минут всего, и раненные обихожены. Карл Августович ободран весь и ушиблен, но ничего серьёзного – похоже, што лев его не схватил, как хотелось, а толкнул. Мало приятного, когда тушка этакая влетает, но – жив! Всё больше спине досталось от паденья да ёзранья, да пардон – ягодицам.
А вот гвардионец всерьёз пострадал – нога как минимумсломана, если даже не размозжена. И рёбра, это к гадалке не ходи!
– Я в Преторию, – понял мой взгляд Санька, взмётываясь на лошадь, и только пыль да частый топот копыт.
Как смог, обиходил лошадей, успокаивая и оглаживая. Сестрички с Соболевым сидят – тот, как опасность миновала, стал то и дело в беспамятство проваливаться.
– Воды ему побольше, – советую им, – он пропотел сильно, и потеть продолжает – кровь сейчас сгущённая, сердцу гонять тяжело.
– Логично, – согласилась Амалия Фридриховна, переглянувшись с подругой.
– Вам тоже, Карл Августович, – тот только кивнул, поморщившись болезненно, и приложился к фляге.
– Выражаю вам саму глубокую благодарность, – вяло сказал он, – если бы не вы…
– Принимаю за себя и за брата, – подняв руку, остановил поток славословия от женщин, – не надо лишних слов! Сейчас у вас шоковое состояние, и не стоит утомлять себя ни лишними словами, не тем паче движениями.
Кивок, и провизор снова прикладывается к фляге. Воцарилось молчаливое, болезное ожидание, усугублённое жарой и привлечёнными запахами крови насекомыми. Дамы уселись на покрывало, расстеленное на сухой траве, подле то ли заснувшего, то ли потерявшего сознание гвардейца. Шепчутся тихохонько, да то пот на лбу без нужды промокают, то ещё што, лишь бы себя занять.
Август Карлович в стороне, и видно, што подавлен, едва ли не винит себя.
– Признаться, я впечатлён, – прерываю молчанье, – вашей борьбой со львом, Август Карлович! Изловчиться так, чтоб этот молодой царь зверей не сумел вас схватить, дорогого стоит. А ваша дальнейшая с ним борьба и подавно. Хотя право слово, вам бы вместо винтовки дубинку сподручней было бы!
– Осечка, – с хмуроватой вежливость отозвался тот, дёрнув щекой, – выстрелить я успел.
– Тем более! – киваю с видом самым энергичным, – Видите, дамы, какие мужчины с вами служат? Один способен отбиваться от льва едва ли не дубинкой,
Потихонечку начали отвечать, ожили, и к моменту, когда подъехали повозки Красного Креста, выглядели, за исключением гренадёрского ефрейтора, вполне браво.
– Благодарю вас, молодые люди, – пожимал нам начальник отряда, Кусков Николай Иванович, – от всей души!
Все приехавшие, а этот никак не меньше половины отряда, сочли своим долгом выразить самую горячую…
… благодарность. Отчего я, откровенно говоря, изрядно утомился.
Административный секретарь из якобы отставных военных, от которого за версту пахло военной разведкой, выразив положенное, лазал по кустам, пока подоспевшие кафры сдирали шкуры.
– Да-с… – сказал себе под нос Потапов, – ситуация… Вы, как люди несколько более сведущие, можете посоветовать что-либо для недопущения подобных ситуаций в дальнейшем?
– Наймите хорошего проводника! – выдали мы в голос.
– Только не бура, – добавляю уже от себя, – При всей моей к ним… разный народец, и не всегда не то штобы приятный, а даже адекватный. Лучше кого из русских или жидов, обретающихся при здешних шахтах. Поспрашивайте, есть очень толковые охотники и проводники, знакомые, што немаловажно, с реалиями не только африканскими, но и российскими.
– Благодарю, – в глазах Алексея Степановича будто арифмометр заработал, подсчитывающий всю пользу такого найма, и прежде всего – связи с укоренившимися в Претории подданными Российской Империи.
– А сами вы, неужели успели стать так быстро настоящими африканерами?
– Не-ет! – засмеялся Санька, сдвигая шляпу на затылок, – Просто курсы ликбеза прошли!
– Простите?
– Ликбез! Ликвидация безграмотности! – пояснил брат, мотнув головой в мою сторону, – Ничево таково, а просто – разъяснили вкратце – как ночевать в вельде, куда не соваться, ну и такое всё. А так, штобы охотниками и проводниками матёрым, до этого далеко!
Распрощавшись, он уехал, догоняя остальных, а мы остались ожидать, пока кафры закончат сдирать шкуру и нарезать части туши для каких-то там африканских… лекарств.
– Куда шкуру денешь? – поинтересовался брат.
– Фире! – отвечаю без раздумий.
– Вот и я… – он заалел ушами, но всё-таки закончил, пусть и заметно тише, – Наде…
[i] В царской армии словесностью называли смесь устава, пропаганды/политинформации и обществознания в самом широком смысле, заучиваемая в самом лубочном, примитивном ключе.
Глава 20
Выскабливая окопной лопаткой сухую, каменистую африканскую почву, Мишка то и дело замирал, вслушиваясь в звуки ночи. Цикады внезапно смолкли, и он затаился, нашаривая карабин… но нет, концерт возобновился с новой силой, и он продолжил свою работу.
Оценив на глазок горку земли, сложенную на циновку, Пономарёнок выполз из получившегося низенького окопчика, и подёргал за верёвку. Циновка медленно поползла к бурским позициям, цепляясь за неровности почвы.