Отрочество
Шрифт:
Вздрогнув и все еще моргая, она поглядела на ладони мальчика — на них тускло поблескивало несколько продолговатых металлических звеньев.
— Вот! — торжественно сказал Даня.
Она смотрела на него вопросительно, смутно угадывая, что для него эта простая, грубовато сделанная цепочка имеет какое-то особенное значение.
— Это якорная цепь! — негромко сказал Даня.
Она кивнула головой, полуоткрыв рот и внимательно вглядываясь в цепочку.
— Цепь от модели теплохода. Видела во Дворце пионеров, у техников, теплоход
Даня помолчал, облизывая сухие губы.
Лида взглянула на него, чуть отклонив голову набок, потом ее рука осторожно коснулась его руки и легонько пожала ее. Мальчик с благодарностью посмотрел на девочку и продолжал спокойнее:
— Ну, а тогда он учился еще в шестом. Вот как мы теперь. С этой цепочкой у него долго не получалось, и отец ему помогал… Отец — замечательный инструментальщик. Ты даже не знаешь какой!.. И вот неделю тому назад я нашел в папином ящике с инструментом кусочек цепи… Это тоже делал Аркаша — тренировался, понимаешь? Я спросил у отца, и он мне рассказал. Тогда я попросил отдать ее мне. Отец говорит: «Бери»… Вот посмотри-ка, Лида!
И Даня быстро приподнял цепочку. Но Лида смотрела не на цепочку, а на него.
— Я разделю ее на три части, — шопотом сказал Даня: — Тебе, Саше и мне… Лида, если бы ты знала, какой Саша друг!
Она понимающе и очень серьезно кивнула опять.
Тогда Даня глубоко вздохнул и стал изо всех сил ногтями и зубами разжимать звенья цепочки.
— Осторожно, Даня, ты сломаешь зуб!
— Я никогда не ломаю зубов, — быстро ответил он и протянул Лиде три державшихся друг за дружку стальных звена.
Неожиданно прорвавшийся сквозь легкую кружевную тень дерева солнечный луч коснулся стальных колец, и они вспыхнули голубым огоньком.
Лида порозовела от радости:
— Спасибо! Но… но почему же именно мне?
— Потому что… потому что… Знаешь, Лида, я бы, между прочим, очень хотел, чтобы ты тоже сделалась археологом. Для себя я это уже твердо решил. Только археология! Ты еще не знаешь, какая это наука!.. Ну вот, например, тебе не приходило в голову, что стоит только дотронуться хотя бы даже и до простого камня руке созидателя-человека…
— Да, да, — серьезно ответила она.
«Исключительно умная девочка!» — восторженно подумал Даня.
— Даня, — сказала Лида невпопад, и было видно, что она занята какими-то своими, важными, особенными, счастливыми, мыслями, — я знала, Даня, что ты получишь много пятерок. Знала еще тогда, когда ответила тебе на первое письмо, но… но про цепочку, и что ты такой товарищ, и что ты можешь победить в беге с барьерами… И наши девочки говорят…
— Данька, — неожиданно появляясь на том конце дорожки, взволнованным и сердитым шопотом сказал Саша, — куда ты, чорт, задевался? Тебя ищут по всему стадиону… Евгений Афанасьевич сердится. Через пять минут начинается бег с эстафетой…
На
Устав, Елена Серафимовна рассеянно смотрела на стадион.
Первым выбегает на стадион худенький рыжеватый мальчик — видно, брат той самой девочки, которая сидит рядом с Еленой Серафимовной на коленях у отца.
Девочка подпрыгивает и кричит тоненьким, пронзительным голоском:
— Володька!
Ее крошечные ручки с игрушечными пальцами торчат из рукавов пальтишка. Она кричит и сердится, что браг не слышит ее голоса.
Оторвав глаза от девочки, Елена Серафимовна обращает взгляд на худого человека лет тринадцати, которого зовут Володькой.
В ярком солнечном свете его кожа кажется прозрачной, почти голубоватой. Его волосы коротко острижены над узким, с глубокой впадинкой затылком. Лицо, глаза, нос — все устремлено вперед. Она не слышит, но угадывает его тяжелое дыхание. Он бежит так стремительно, что, того и гляди, споткнется и растянется посреди дорожки. В руке он держит палочку.
— Что это? — тихо спрашивает Елена Серафимовна.
— Эстафета, — поясняет ей Александр Львович.
Володька добегает, к удовольствию своей младшей сестренки, до середины круга, и там его сменяет другой мальчик. Несколько шагов они бегут рядом. Новый мальчик выхватывает из Володькиных рук палочку.
Отдав палочку, Володька вытирает лоб рукой и, чуть пошатываясь, выходит из круга. Как видно, он сделал свое дело. Теперь по кругу бежит его сменщик, широкий в плечах, высокий, ладный мальчик. Его ноги мелькают, точно спицы велосипедного колеса.
— Кузнецов! — орет за спиной у Елены Серафимовны ее новый знакомец. — Смотрите, смотрите, бабушка: Кузнецов!
Как ее назвать, он не знал. «Гражданка» — было как-то неудобно, невежливо, «тетя» — не подходило к ней. Но мелькавшие по кругу ноги Кузнецова решили этот вопрос в пользу Елены Серафимовны. Перегнувшись к ней из второго ряда и в азарте дергая ее за рукав, он нашел нужное слово — «бабушка».
— Валька, рви, гони, валяй!..
Елена Серафимовна тихонько привстала со своего места, хотя и сидя отлично видела, что делается внизу. Толстощекий мальчик все еще теребил ее за рукав, подпрыгивал, молил:
— Смотрите, смотрите, бабушка! Вот дает!.. Вот дает!..
А в полосу беговой дорожки уже вступает новый мальчик. Это Петровский. Елена Серафимовна знает его.
Несколько секунд Кузнецов и Петровский бегут рядом. И палочка опять переходит из рук в руки. Ее несут вперед как бы общими усилиями — драгоценную палочку, которую надо доставить к финишу.
Петровский бежит по кругу, и ветер треплет его недавно так гладко зачесанные волосы.
— Ай да воображала! — одобрительно говорит Олег Чаго и, наклонившись к Елене Серафимовне, сообщает доверительно: — Мы, бабушка, называем его воображалой. Я и ребята с нашего двора.