Отрочество
Шрифт:
Даня стал частенько забегать в музей не только в часы занятий. Он помогал Киму сортировать камни, привезенные из последних экспедиций, и регистрировать их, помогал отбирать экспонаты для выставок и для работы школьных кружков.
Кладовая отдела археологии была похожа на заднюю комнату библиотеки, не слишком большая и вся уставленная поднимавшимися до самого потолка стеллажами. Только вместо книг на полках стояли и лежали какие-то ящики и папки, занумерованные, как библиотечные книги. На каждой папке и каждом ящике белела наклейка с шифром.
Ким поглядывал на Даню с мягкой, понимающей усмешкой
Раз! — и удивительные, тонкие и очень сильные руки Кима аккуратно ставили на верхние полки стеллажей длинные картонные коробки.
Бесшумно и быстро спустившись вниз и поглядев на Даню, он будто невзначай распахивал перед ним створки шкафов. Их полки были аккуратно выстланы ватой. В вате, рядком, как куриные яйца в инкубаторе, лежали камни почти одинаковой величины. Одни — темнокрасные, другие — аспидно-серые, третьи — черные. При свете лампы без абажура, спускавшейся с потолка кладовой, камни мягко мерцали покрывшими их поверхность плоскими кристалликами.
Приподнявшись на цыпочках, тяжело дыша, забыв обо всем на свете, Даня заглядывал через плечо археолога в раскрытые шкафы и невольно тянулся к камням, чтобы потрогать их, подержать, взвесить на ладони.
Ким вынимал камни из их укромных гнездышек и бережно перекладывал в фанерные ящики на подстилку из ваты и стружек.
Его тонкие пальцы двигались осторожно и легко. Можно было подумать, что он боится разбить эти камни, провалявшиеся на земле и под землей многие тысячелетия.
Тут были ручные рубила разной величины, были отщепы, скребла, остроконечники. В камнях скрывалась история древнего человека, история его развития, его труда.
Даня постепенно узнавал азбуку этой каменной летописи. Теперь он мог безошибочно отличить камень, обточенный временем и водой, от камня, обработанного человеческими руками.
Одно только ему было обидно: случалось, что в музей, в отдел археологии, забегали личности лет этак десяти-одиннадцати. При раскопках газопроводной канавы они, видите ли, обнаружили ручное рубило (на поверку, конечно, оказывалось, что это самый обыкновенный камешек).
Раза два приезжали в музей какие-то девчонки из Сестрорецка. На песчаной дюне в Раапиве они нашли настоящий (доисторический) глиняный черепок. А один раз прибыла целая делегация ребят из Парголова, принявших лошадиный зуб за клык доисторического холоднокровного.
Противно, что люди суют нос не в свои дела!
Но что бы и когда бы ни принесли в музей ребята, к ним неизменно выходила заведующая отделом археологии Елена Серафимовна Подвысоцкая и говорила вежливо: «Благодарю вас за участие и помощь, товарищи». После этого она пожимала руку каждой девочке и мальчику, независимо от того, сколько им было лет.
Нет, что тут и говорить, Елена Серафимовна была удивительно терпеливый и мягкосердечный человек!
Даня завел себе, как Саша, несколько общих тетрадей и делал в них заметки и выписки. Мать, не зная, чем именно он занят, но видя, что мальчик наконец взялся за ум и что даже ночью приходится теперь вырывать у него из рук тетради и учебники, несколько успокоилась. Прав был их молодой учитель: из сына со временем выйдет толк.
Однажды, проснувшись утром, сын ей сказал:
— Мама, имей в виду, что кости доисторического животного не теряют клейкости даже через пять тысяч лет.
Мать испугалась. Она решила, что Даня переутомился, купила для него в аптеке витамин С — кисленькие зеленоватые горошины в стеклянной баночке — и вечером сказала отцу с жалостью и тревогой:
— Как много нынче стали им задавать! Все-таки дети, надо когда-нибудь и погулять и побегать.
Она не догадывалась, что Даня перестал гулять вовсе не потому, что выше головы занят выполнением школьных заданий. Нет. Надо сознаться, школьными заданиями в последнее время он себя не утруждал. Беда была в том, что он не умел и не мог совмещать два интереса, два рода обязанностей. Школа отошла на второй план. Все его мысли были заняты теперь археологическим кружком.
Первым заметил неблагополучие в Даниных делах Саша, сидевший с ним на одной парте. Он попробовал поговорить с Даней, но из разговора не вышло никакого толку. «Ты бы этого не говорил, если бы я занимался твоей дорогой Индонезией!» — ответил Даня, и Саша обиженно замолчал. Вторым заметил, что с Яковлевым творится неладное, Александр Львович.
Но Даня покуда что держался на среднем уровне успеваемости благодаря находчивости и памяти. И Александр Львович решил подождать.
Однако чем заметнее были Данины успехи в кружке, чем чаще хвалил его Ким и чем больше узнавал он о неандертальцах и карманьонцах, тем сильнее он отставал по арифметике, английскому и другим предметам.
Это грозило кончиться катастрофой. Долго ждать себя она не заставила. Она разразилась.
В класс вошла Елизавета Николаевна. Вошла старческой, чуть суетливой походкой, сказала:
— Здравствуйте, ребята! — и прошла, ни на кого не глядя, к своему месту.
По классу будто ветер пробежал — раздался одновременный однозвучный шорох, дружный стукоток каблуков. Мальчики встали.
— Садитесь! — сказала Елизавета Николаевна.
Заскрипели скамейки. Откинулись кое-где крышки парт и с шумом захлопнулись.
— Тише! — сказала Елизавета Николаевна, не поднимая глаз. — Тише! Как-то шумно очень, ребята.
Так она сказала и легонько поморщилась, прислушиваясь не то к движению и шуму класса, не то к своим собственным мыслям.
— Да, так на чем же мы в прошлый раз остановились? — спросила она.
— На Лермонтове! — басом ответил Семенчук с задней парты. — «Песню про купца Калашникова» читали.
— Совершенно верно, — сказала она и снова кивнула головой.
В классе воцарилась мгновенно глубокая тишина — учительница раскрыла журнал.
— Кардашев! — будто слегка удивившись чему-то, сказала Елизавета Николаевна.
С третьей парты поднялся Кардашев и прошел по узкому коридору между партами, одергивая на ходу гимнастерку. Прошел, остановился, стал подле учительницы — худой, черноголовый, прямой, как карандаш. Переступая с ноги на ногу, он осторожно кашлянул.
Елизавета Николаевна посмотрела на него, слегка склонив голову, внимательно и задумчиво.