Отродье ночи (Шорохи)
Шрифт:
Толстяк посмотрел на Тони и покачал головой.
— Года два назад иранские студенты переворачивали машины, пытались поджечь дома, но чертова Иммиграционная служба не вышвырнула этих скотов из страны. Она в это время преследовала моих работников. Люди, которые работают у меня, не поджигают домов. Не переворачивают машины и не бросают камней в полицейских, они много работают. Им нужно думать о пропитании. Они приехали сюда работать. Знаете, почему эмиграция преследует их? Нет? Тогда я скажу. Эти мексиканцы безобидны.
— Я понимаю вас, — сочувственно сказал Тони. — Итак, вы видели фото... Но Гарамалькис хотел до конца рассказать все, что накопилось в его душе.
— Четыре года назад меня проверяли в первый раз. У некоторых моих работников вышел срок, указанный на визе. С того самого случая я решил нанимать людей только с действительными визами. Таких оказалось недостаточно. Что делать? Нанимать граждан США? Черта с два! Я не могу много платить своим работникам, а американцев не прельстит такая сумма. Безработный получает больше, чем я плачу. Тогда я два месяца промучался, не зная, что предпринять. Едва не разорился. Услугами моей прачечной пользуются отели, мотели, рестораны, парикмахерские... Им следует доставлять белье в точно назначенный срок. Если я нанял бы опять мексиканцев, прачечная бы закрылась.
Фрэнку надоело выслушивать признания хозяина. Он уже собирался прервать его, когда Тони положил ему руку на плечо, успокаивая раздражительного друга.
— Я понимаю, — продолжал Гарамалькис, — когда иностранцы без документов не получают пособия, но мне совершенно непонятно, зачем высылать тех, которые выполняют здесь низкооплачиваемую работу. — Он вздохнул, еще раз взглянув на снимки Бобби Вальдеса. — Да, я его знаю.
— Мы слышали, он работал здесь?
— Да.
— Когда?
— В начале лета. Кажется, в июне.
— Как раз после исчезновения из-под надзора, — сказал Фрэнк Тони.
— Как он назвался? — спросил Тони у хозяина.
— Жуан.
— Фамилия?
— Не помню. Он работал чуть больше месяца. Посмотрю в книге.
Гарамалькис спустился вниз и повел их через весь зал, окутанный паром, мимо гудящих машин, и нашел нужную книгу. Бобби был записан под именем Жуана Масквези.
— Он объяснил, почему уходит от вас?
— Нет.
В книге был записан адрес: Ла-Бреа авеню.
— Если мы не найдем там Масквези, — сказал Тони, — нам придется вернуться и поговорить с работниками.
— Как хотите, — ответил Гарамалькис, — только это будет не просто сделать.
— Почему?
— Многие из них не знают английского.
Тони улыбнулся и сказал по-испански:
— Я с детства знаю испанский.
— О! — удивился Гарамалькис.
Уже в машине Фрэнк сказал:
— Тебе лучше удалось поговорить с ним, чем мне.
Тони удивил этот комплимент. Впервые за три месяца работы Фрэнк признал себя побежденным.
— Я хотел бы кое-что у тебя перенять, — продолжал Фрэнк. — Не все, конечно. Мой метод все-таки лучше срабатывает. Но время от времени сталкиваешься с такими типами, из которых так просто ничего не вытрясешь, а тебе они все выкладывают в пять минут.
— Этому не сложно научиться.
— Нет. Ты знаешь, как подойти к человеку. У меня не получится.
Фрэнк помолчал. Они остановились перед красным сигналом светофора.
— То, что я тебе скажу, тебе, наверное, не понравится.
— Ну, говори.
— Я насчет той женщины.
— Хилари Томас?
— Да. Она тебе понравилась, правда?
— М-м. Да-а.
— Я так и знал. Ты на нее глаз положил.
— Нет. Она красива, но я не...
— Не виляй. Я заметил, как ты на нее смотрел.
Загорелся зеленый. Минуту они ехали молча. Наконец Тони сказал:
— Ты прав. Но Хилари Томас... не похожа на других. Она роскошная женщина, это правда, но разве ты не почувствовал, как она умна?
— Я обратил внимание только на внешность, — ответил Фрэнк, — но ее ум оставил меня равнодушным.
— Фрэнк, она не лгала.
— Ты слышал, что сказал шериф?
— Ее история — это не выдумка. Конечно, попав в такую ситуацию, напуганная до смерти, она могла принять за Фрая кого-то другого.
Фрэнк прервал его:
— Твое новое увлечение не оправдывает того, что ты сделал вчера.
Тони смутился.
— А что я сделал?
— Следовало бы поддержать напарника в такой ситуации.
— Не понимаю.
Лицо Фрэнка вспыхнуло от злости. Он отвернулся.
— Вчера ты несколько раз становился на ее сторону.
— Фрэнк, я не хотел...
— Ты постоянно мешал мне.
— Мне показалось, ты был грубоват вчера.
— Мог бы хоть иначе это делать. Намекнуть, моргнуть, что ли. Ты же то и дело встревал. Рыцарь выискался.
— Ее следовало поддержать: для нее это была настоящая пытка.
— Черт! — разозлился Фрэнк. — Какая пытка, когда она все сочинила.
— Я не согласен с тобой.
— Конечно, если думать не головой, а задницей.
— Фрэнк, ты не прав.
— Если я так груб, то почему ты не стал вести допрос?
— Я тоже задавал вопросы. Господи! — вышел из себя Тони. — Когда ты звонил. И потом, когда она беседовала с журналистами, почему ты мне ничего не сказал?
— Не думал, что ты станешь слушать. К тому времени ты уже по уши влюбился в нее и стоял с открытым ртом, слушая, что она говорит.
— Но в отличие от тебя я не даю свободы личным чувствам.
— Что?
— Всегда, когда в деле замешана женщина, ты стараешься запугать ее, выложить перед ней самую неприятную информацию. И делаешь это с нескрываемым наслаждением.