Отсчёт. Престол
Шрифт:
Недоверие легче не делало. И потому стоило его отбросить хотя бы на время, чтобы спокойно выслушать, а уже потом, когда останусь наедине с собой, что-то думать.
– Насколько мне известно, у него договор с Хеффой. Её последователи пристально за ним следят и не дают скрыться. Он должен отдать свою жизнь в обмен на услугу, которую получил давным-давно – даже до моего рождения, вероятно. Или он найдёт то, что их устроит взамен, или примет свою судьбу, или…
Я помнила, как отец говорил, что совершил ошибку и поставил под угрозу всех родных и близких. Что цена – его жизнь, но умирать ему совсем не хотелось. Да и кому в здравом уме хотелось бы, даже ради какой-то там богини? Только фанатикам, не иначе.
Если Кирино не врал или не был в сговоре с Грассэ, то отец и правда основательно оступился. А теперь пытался всё исправить. Смутно припоминала, как Кир говорил про спасение мира, так что отцу никак нельзя было ошибаться вновь. Значит, возвращение Хеффы на пользу никому не пойдёт. И Ночи Гнева веры нет совсем.
Но тогда какой истории верить? Не удивлюсь, если окажется, что в Семи Башнях небезызвестного барда правды больше. В конце концов, Лэтис заявлял, что чуть ли не брат моему отцу, так что вполне мог сталкиваться со скелетами из его личного шкафа. В смысле – ведал такие секреты, которые нам с Киром и не снились. Этот рыжий хитрец вынюхивать умел будь здоров, как и подход находить. Может, зря не согласилась с ним сотрудничать? Или он – один из наблюдателей Цикады? Было бы обидно, окажись оно так: не хотелось верить, что Квиль стал бы поддерживать кровавый септ. Ньэннец мне слишком нравился.
Во всех этих умозаключениях было слишком много «если» и «может». Чужие слова – так себе источник, особенно когда в их достоверности одни сомнения. Да и передаваемая из уст в уста информация так или иначе искажалась под воздействием восприятия рассказчика, причём иной раз самым непостижимым образом. Так что вставали вопросы: чьему взгляду я сама бы хотела верить, чьё восприятие было ближе всего? Жаль, единственной точкой зрения выступал сейчас Кирино.
И если уж решила не накручивать себя, то следовало делать это не спустя рукава.
– Он активно ищет третий вариант, – со вздохом признала я.
Кирино коротко кивнул. Судя по выражению лица, он давно отчаялся понять замыслы Грассэ, поэтому мне не стоило и пытаться. Но если не делать совсем ничего, то я рисковала очутиться на месте хмыря – по уши в интригах, с необходимостью становиться регентом юной принцессы. Вряд ли меня ожидало что-то точь-в-точь такое, однако отголоски уже чувствовались. Например, предстояло жить с дедом, общаться с которым я совсем не горела желанием. И знала его слишком плохо, и наслушалась всякого, чтобы не воспылать любовью к родственникам со стороны матери. Эх, вот бы она была здесь – вмиг бы спокойнее стало.
– Это стремление усидеть не на двух стульях – на четырёх, по меньшей мере, разом. Попытки влезть в дела Цикады и помешать септу, а как следствие – и самой Хеффе. Придворные интриги что в Коссэ, что в Нитиро, неустанно подогреваемые им. Желание сберечь тех, кто дорог, не подставить их под удар – как видишь, желаемое с действительностью расходится.
– А ты помогаешь потому, что если жертвой будет не он, то ты? Из-за того, что случилось с твоей душой?
– Напротив, из-за этого я точно не стану их целью для воскрешения Хеффы. Быть может, моя судьба и вызвала бы чей-то интерес, знай они, что принесённый в жертву мальчишка и магистр Таэдо – одно лицо. Или осколки одного целого, если будет угодно.
– И всё же?..
– Из-за Таши.
– Из-за… Таши? – эхом повторила я.
Уставившись в огонь, хмырь молчал. Под его взглядом языки пламени завихрились, приобретая удивительные очертания – скалящийся ачйжи, танцующий дракон, причудливая птица с длинным хвостом-веером. Наверное, подобное представление не раз и не два показывалось Талиссии – я было уверена, что только ради неё Кирино и научился бы чему-то такому.
Признаться честно, огонь и меня манил. Было в этой стихии что-то всесильное, завораживающее, необузданное. Я понимала Кира, который игрался с завихрениями пламени, выхватывал из него тонких змеек и пускал плясать по пальцам. Одно только зрелище заставляло почувствовать непреодолимое желание повторить, тоже попробовать.
Вспомнилось выступление цирка на балу Весеннего Цветка: парнишка-огневик и девушка-перевёртыш, их удивительный номер… Я ведь тоже умела и с огнём управляться, и кульбиты крутить. Может, в цирк и податься, как только с проклятием разберусь?..
С другой стороны, какой мне цирк, если вся жизнь он и есть, стоило только влипнуть в неприятности. Да и как я могу всё и всех бросить, куда-то сбежать, когда сама просила дать шанс проявить себя? Чешутся ведь руки что-то сделать, утереть нос кое-кому.
– Я никак не могу понять, почему именно он, – задумчиво пробормотал Кир.
Лёгкий жест – и змейки стали переливаться разными цветами. Пламя заиграло радужными всполохами, свистопляской красок. По потолку забегали длинные тени, словно бы вторя им – за окном завыл ветер, поднял пургу, заставил дребезжать окна. Возникшую тишину больше ничего не нарушало, и я отчётливо расслышала чьи-то быстрые шаги в коридоре. Нас подслушивали? Или это мэтр решил проверить, как мы тут, но – передумал?
Стало неуютно. Полная крепость людей, а я в лицо знала от силы человек десять, по именам – и того меньше. Кроме выживших из отряда, с ними-то не просто знакома, а прошла через то ещё приключение. Но кому здесь верить, кому нет? Хорошо, что надолго мы здесь задержаться не должны, и этот вопрос так остро не стоял. Но ведь и до этого могла осмотреться, вынюхать что-то, с кем-то сдружиться. Надо бы запомнить на будущее.
– Не могу разобраться, и это не даёт покоя, – усмехнувшись, Кирино мельком взглянул на меня. – Он тень. Ничем больше не выделяется, не является особенным или каким-то изменённым. Вроде нас с тобой.
И всё же, несмотря на всю нелюбовь к Грассэ, хмырь был на его стороне не только из-за Таши. Мне так казалось. Потому что в ином случае он бы всегда мог спрятать где-нибудь мэтра, спрятаться сам, и никакой бы головной боли в виде помощи моему отцу не существовало. Или проблема в том, что привычный к бегствам Весташи и не был бы против, но сам Кирино бегать не любил, ему проще решить всё раз и навсегда. Сжечь дотла.
Если это не разговоры. Их-то не подпалить, и потому от людей, желающих поболтать или задающих сотню вопросов, бегать Кир научился замечательно.
– А древняя кровь?
– В нём её нет. Ни капли.
Развеяв пляшущих над пальцами пламенных змеек, Кирино встряхнул головой, будто только очнулся, и уставился на меня. Льдистая радужка чуть светилась. Стало не по себе, потому что в его глазах не отражалось вообще никаких эмоций – ни задумчивости, ни привычного ехидного недовольства, ни даже злости. Печали, сожаления, просьбы о помощи – этого и не надеялась увидеть. Но чтобы совсем ничего?..