Отступница
Шрифт:
Уже губит? Это утверждение сильно отличалось от того, которому я вняла ещё пятнадцать минут назад в кабинете Ригана Данна. Умеют ведь творческие люди сгущать краски.
Мы проехали в молчании ещё минуту, по истечению которой лифт наконец остановился. Как только двери перед нами разъехались, мои глаза сразу же округлились от удивления: перед нами предстал плохо освещённый, в основном от мигающих неоновых вывесок, холл, совсем не похожий на тот, что располагался на уровне выше. Мрак, запах пыли и тлена, возможно даже местами серьёзная грязь, непонятные механические шумы со всех сторон, громкие человеческие голоса и фоном чей-то необузданный смех…
– Добро пожаловать на фундаментальный ярус, новоприбывшая.
Музыкант одарил меня заинтересованным взглядом, явно пытаясь впитать в свою память мою первую реакцию: округлившиеся глаза, чуть приоткрывшийся рот – растерянность и… Интерес.
Глава 10.
На первый и даже десятый взгляд нижний ярус представлял собой злачное место. Здесь не было вездесущего электрического освещения: жёлтый свет исходил только от редко встречающихся фонарей, напоминающих уличные, и от мигающих неоновых вывесок зелёных, синих и красных цветов, подвешенных у входов в разношерстные заведения. Пока мы шли я увидела вывески не внушающих доверие тесных баров с разбитыми или попросту отсутствующими окнами, двух игровых заведений, внутри которых мигали всеми цветами радуги автоматы и оглушающе звучала электронная музыка, нескольких барахольных лавок с чудоковатыми аксессуарами вроде ловцов снов с пауками в центре, угловатого офиса профессиональной гадалки и даже одного борделя, возле которого стояла то ли бородатая женщина, то ли мужчина с накладной грудью. Людей здесь было много, даже больше, чем на среднем ярусе. В основном все куда-то спешили, многие находились под явным градусом. Воздух здесь был спёртым и сильно прокуренным – наверняка на этом ярусе имеются серьёзные проблемы с вентиляционными шахтами.
Пока я глазела по сторонам, музыкант, исполняющий роль моего проводника, вдруг резко завернул в какое-то заведение. Прежде чем последовать за ним, я подняла голову и прочла название этого места, синим неоном красующееся на деревянной вывеске: “Поющий Поэт”.
Напряжение внутри меня с каждой секундой всё отчётливее нарастало, но нарастало оно пропорционально моему пульсирующему интересу, так что я уверенно перешагнула порог этого заведения, которое, неожиданно, оказалось смесью чего-то странного. Здесь были столы со стульями, два бильярдных стола, крупногабаритная барная стойка у правой стены, небольшая и сильно обшарпанная сцена, что наводило на мысли о баре, но слева от входа, без каких-либо перегородок, функционировал настоящий тату-салон, занимающий всю северную часть заведения. Бар-тату-салон?.. Я немного зависла.
Столики были переполнены, вокруг бильярдных столов толпились подозрительного вида мужчины, в тату-салоне, над разукрашенными в чернила телами, работало одновременно несколько мастеров. И всё это при экстремально тусклом освещении…
Злачноватое местечко, на первый взгляд никак не вяжущееся с таким тонким искусством, как поэзия.
Беспокойно сглотнув, я направилась к барной стойке, которая выглядела более свободной и у которой только что остановился мой проводник. Однако стоило мне занять барный стул, как музыкант, не смотря на меня, отошёл от стойки и вскоре скрылся за кулисами, оставив меня ошарашенно смотреть в сторону его остывающего следа. Впрочем, долго испытывать растерянность на его счёт мне не пришлось. Внезапно на барную стойку, прямо передо мной, с такой силой была поставлена целая пинта с чем-то по цвету отдалённо напоминающим пиво, что я подскочила на стуле. Сначала я посмотрела на источник шума – на пинту – и только потом на установившего её передо мной. По ту сторону барной стойки оказался низкого роста мужчина с неожиданно добрым, открытым лицом и одной из самых искренних улыбок, которые мне приходилось видеть в своей жизни.
– Я не заказывала, – с этими словами я отодвинула от себя пинту назад бармену.
Неожиданно мужчина сильно зажестикулировал, начав странно шевелить пальцами рук. Только через несколько секунд я поняла, что он пытается что-то сказать мне на настоящем языке жестов.
– Не понимаю… – отрицательно замотала головой я.
– Он говорит, что ты ему понравилась, поэтому он безвозмездно угощает тебя нашим лучшим пойлом, – внезапно пробасил некто, вышедший из мрака, разливающегося за спиной немого человека.
Сурдопереводчиком оказался очень высокий, мускулистый мужчина с татуировками на обеих руках. У него были густые тёмные волосы и отросшая борода, которые были красиво, и одновременно небрежно подстрижены, и уложены. Ещё одни добрые глаза?..
– Как сказать ему спасибо? – с уверенностью, равно пропорциональной моему нарастающему переживанию, поинтересовалась я.
В ответ громила ухмыльнулся мне – ему явно понравилась сила моего тона:
– Коснись кулаком сначала подбородка, затем лба – так выглядит спасибо на языке жестов.
Я проделала подсказанное мне телодвижение и в ответ от немого получила добродушную улыбку, и кивок головы.
– Его зовут Хуффи, – громила подошёл впритык к стойке, остановился чуть левее меня и обоими предплечьями оперся о столешницу. Хотя на первый взгляд он и выглядел угрожающе, его голос звучал доброжелательно.
Немой добряк вышел из-за барной стойки с двумя пинтами пива и понёс их за дальний столик.
– Он один из тех Уязвимых, которые лишили себя слуха? – проследив за удаляющимся мужчиной сочувствующим взглядом, зачем-то поинтересовалась я.
– Хуффи глухонемой с рождения, поэтому, хотя и не является воздушным, неуязвим перед Атаками. – Услышав это, я сжала свои пальцы на стеклянном ушке пинты. Ещё один Уязвимый с неуязвимостью перед Атаками: сначала Риган Данн, теперь этот Хуффи. Громила продолжал биографический рассказ о своём друге. – Парня спасли на поверхности в третий год после Первой Атаки. Трапперы приняли его за Неуязвимого и чуть не пустили на артефакты. Его спасла группа добровольцев, последний член которой почил с миром в одичавших землях месяц назад. Меня зовут Байярд, – собеседник внезапно протянул мне свою огромную руку, и я не задумываясь, вложив максимум силы в свою руку, пожала её. – Барбешопер в мире до Первой Атаки и бармен в мире после Первой Атаки. А ты кто такая?
– Джекки. Старшеклассница, вылетевшая из школьной скамьи и не успевшая влететь на университетскую.
– Звучит впечатляюще, – продемонстрировал в улыбке красивые зубы мой грозный, но только на первый взгляд, новый знакомый. – Можешь пить смело: если Хуффи угощает – значит это лучшее пиво из всего доступного. Если захочешь ещё – я угощаю.
– Откуда такая лояльность?
– Не разоримся, если один день будем угощать новоприбывших. Их здесь не так уж и много бывает.
– В городе? Или конкретно на этом этаже? – поведя бровью, я сделала первый глоток. Ледяное пиво и вправду оказалось отменным.
– Да ты уже кое-что сечёшь в местной фауне, – ещё шире заулыбался бармен.
– Откуда знаешь, что я из новоприбывших?
– Птичка одна на ухо насвистела. Та самая, что привела тебя к нам в гости, – он одарил меня красноречивым взглядом. – Как тебе фундаментальный ярус после среднего?
– Почему вы зовёте этот ярус фундаментальным? Разве он не обозначен нижним?
– Обыкновенная игра слов: фундаментальный от слова “фундамент”. Власти хотели назвать ярус нижним, но местные, по большей части обитающие здесь безвылазно, не согласились зваться низшими или нижними. Мы – неприглядный фундамент блестящего Подгорного города, без которого весь блеск и шик наверху уже давным давно рухнул бы. – Мне вдруг стало любопытно: переоценивает ли он значимость этого места или просто возвышает её? Бармен тем временем продолжал свои разъяснения. – Мы – настоящий народ этого города, а не те приспособленцы, что живут за наш счёт в блеске и роскоши. Большинству здесь просто не повезло оказаться первыми в этом городе и занять более сытное положение в паутине социума. Оглянись, – он размахнулся рукой в сторону бара, которым руководил, и я, оторвавшись от пива, посмотрела в направлении, в котором он указывал. – Б'oльшая часть всего этого народа – бывшие новоприбывшие. Мало кто был здесь с момента Первой Атаки. Люди в этом месте, знаешь, до крайности разные, а потому все без исключения интересные. Видишь вон того лысого парня, клеящего рыжеволосую Бри у стены? У него на шее очень интересный артефакт – человеческий сустав с гравировкой “От лучшего друга”. Но он не траппер. Он Уязвимый, которому его лучший друг, перед тем, как покончить жизнь самоубийством, подарил эту украденную у трапперов кость какого-то несчастного Неуязвимого. Благодаря этой кости этот парень продержался в одичавших землях без малого три года, прежде чем его нашли добровольцы Подгорного города. А видишь вон того хмурого парня, скучающего под неоновой вывеской? Тоже Уязвимый. Один из последних старых новоприбывших. На протяжении пяти лет выживал тем, что употреблял кровь своих Неуязвимых дружков, которых в итоге казнили трапперы. Утверждает, будто подобная выпивка защищает от Атак в разы лучше, чем артефакты. Парень из отшельников, может даже социопатов: поговаривают, будто он до сих пор иногда заливается кровью Неуязвимых, приплачивая за её поставки всяким дошедшим до края оборванцам. А видишь вон того блондина, сидящего у фрески тату-мастерской? Нет, не туда смотришь, чуть левее. Да вот этот, с татуировкой на всю правую щеку. Неуязвимый траппер. Удивлена, что Неуязвимый обратился в траппера? А ведь его история очень романтична: батрачил на трапперов три года, чтобы выкупить у них девушку, которую любил. И он смог её выкупить. Но счастье длилось недолго: спустя год Джульетта сорвалась с какого-то утёса. Несчастный случай во время погони от очередной злобной коалиции трапперов. Чуть позже прибитый печалью парень приблудился к Подгорному городу и теперь ведёт здесь одну из самых распутных жизней, существующих на всех трёх ярусах. Спит с проститутками из нижнего яруса, одинокими женщинами из среднего яруса и женами политиков из верхнего. Когда-нибудь его точно порежут обманутые мужья, пока он легкомысленно заливается пивом в моём баре.