Отступник
Шрифт:
Дверь отворилась, и вошел Ричард Кроу, человек, которого он отрядил допрашивать шотландских пленников. В руке он держал листок пергамента, и на лице его светилось торжество.
— Я узнал его, милорд. Местоположение лагеря Уоллеса.
Эдуард поставил кубок на стол и подошел к Кроу. Он взял пергамент и окинул взглядом грубо намалеванный рисунок. Темное кольцо явно обозначало окружность Леса. Внутри него змеились ломаные линии и треугольники, виднелись кружочки с крестиками и большой крест неподалеку от юго-западной оконечности окружности.
— Что обозначают эти символы? — требовательно спросил он, тыча в пергамент пальцем.
—
Эдуард смотрел на черные линии, чувствуя, как сердце учащенно забилось у него в груди. Он держал в руках ключ к победе.
Его правление прошло долгий путь, на котором его подстерегали потери и ждали победы. Он водил крестовые походы в Святую Землю, покорил Уэльс и выжил в гражданской войне, нанеся поражение самому Симону де Монфору, одному из величайших полководцев Англии. Он реформировал страну, оставленную ему отцом, дав ей надежное управление, регулярно избираемый парламент и новые законы. Он дрался со своим кузеном за Гасконь и победил, стал отцом восемнадцати детей и оплакал, похоронив, одиннадцать из них. И он сделал то, достичь чего поклялся много лет назад в Гаскони, на выжженной солнцем земле, когда издевательские песни валлийцев, которые они распевали в честь своей первой победы нам ним, еще звучали у него в ушах. Он стал полновластным правителем Британии.
Но, хотя «Последнее пророчество» свершилось и все четыре реликвии оказались в его руках, его победа была неполной. Шотландия по-прежнему сопротивлялась его воле, а человек, который олицетворял собой это сопротивление, все еще оставался на свободе.
Уильям Уоллес превратился для короля в бельмо на глазу, пятная безупречный список его свершений. Были и другие противники, более знатные и выдающиеся, стремившиеся уничтожить его, но он победил их всех. Монфора, своего крестного отца, он повелел разорвать на куски в Ившеме, а останки скормил собакам. Голова принца Уэльского Лльюэллина ап Граффада давно сгнила на Лондонском мосту. И Эдуард не намеревался позволить Уоллесу, разбойнику, стоявшему за поражением при Стирлинге — крупнейшей военной катастрофой за годы его правления, — избежать этой участи. В борьбе за наследство Эдуард убил собственного зятя. И он не остановится ни перед чем, пока не достигнет своего.
— Я немедленно высылаю отряд. — Король взглянул на Кроу. — Передай пленнику, что, если его карта не приведет нас к лагерю, его ждет самая страшная казнь, какую я только смогу измыслить.
— О, он знает об этом, милорд, — с улыбкой ответил Кроу, повернулся и вышел из комнаты.
Эймер быстро шагнул вперед.
— Милорд, отправьте Брюса с этим отрядом.
Эдуард прищурился.
— Зачем?
— Во-первых, был он там с завязанными глазами или нет, но он знает Лес лучше любого из нас и намного лучше, чем признает, как я подозреваю. Во-вторых, это будет хорошей возможностью убедиться в его лояльности раз и навсегда.
Эдуард не мог отрицать, что в словах племянника был смысл.
— Очень хорошо.
Эймер улыбнулся, удивленный, но, прежде чем он успел открыть рот, король продолжал:
— Экспедицию возглавят сэр Роберт Клиффорд и сэр Ральф де Монтермер.
ГААВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
— Когда?
Роберт, присевший на корточки перед сундуком, в котором лежал его меч, поднял голову и взглянул на жену. Элизабет, услышав его слова, резко встала с диванчика у окна.
— Когда ты уезжаешь?
Роберт откинул крышку и вынул из сундука меч. Выдвинув клинок из украшенных искусной позолотой ножен, он с удовлетворением убедился, что Нес вычистил его и смазал. Выпрямившись, он сунул его в петлю на поясе.
— Как только мои люди загрузят повозки. Самое позднее — сегодня днем.
— Почему ты не сказал мне об этом раньше?
Роберт с тоской посмотрел на нее, зная, какое выражение увидит у нее на лице. Так оно и было: прищуренные глаза и нахмуренный лоб явственно свидетельствовали о неудовольствии супруги.
— Я сам только вчера узнал о том, что король Эдуард удовлетворил мою просьбу. Он сообщил мне об этом после всенощной. И когда я должен был сказать тебе об этом?
Отшвырнув книгу, которую читала, Элизабет отвернулась к окну, обхватив себя руками. Ее бледно-голубое платье, перехваченное под грудью плетеным пояском из темно-синего шелка, все измялось. Подол подбитой мехом накидки испачкался в грязи, затопившей двор аббатства, поскольку первый снег под ногами людей, остановившихся здесь на зиму, превратил землю в настоящее болото. Король, поселившись в покоях аббата, предоставил графам общую спальню, которую ранее занимали монахи, мирские квартиры, прачечную и кладовые. Рыцари и оруженосцы заняли амбары или попросту установили палатки в саду либо прямо во дворе.
Подобно паутине с королем в центре, большая часть армии расположилась за монастырской оградой, а пехота и лучники разбили лагерь в поле. Многие поставили деревянные хижины, намереваясь пережить в них самые сильные морозы. Болотистая местность, по которой с надеждой бродили знахари и самозваные лекари, лицедеи и шлюхи, превратилась в настоящий рассадник вшей и легочных инфекций, и воины нелегко перенесли январское понижение температуры. Жуткая какофония кашля и сплевывания мокроты, которой каждое утро сопровождалось их пробуждение, была слышна даже за стенами аббатства.
— Ты мог сказать мне об этом вчера вечером. — Элизабет оглянулась на него. — Но у тебя не нашлось для меня времени, ты предпочел провести его в обществе Хэмфри и Ральфа. Сегодня утром Бесс рассказала мне, что почти до рассвета вы пьянствовали и играли в кости.
Из соседней комнаты, в которой ютились служанки Элизабет, Джудит и Марджори, донесся детский визг. Дверь в помещение, служившее бельевым складом до того, как король занял аббатство, была распахнута настежь. Сквозь женскую болтовню Роберт расслышал, как Джудит просит его дочь играть потише. Комнаты были тесными и маленькими, и Роберт, вынужденный делить крышу над головой со своей супругой и ее служанками, уже начал опасаться за свой рассудок. Ночь, проведенная в обществе мужчин, стала для него настоящей отдушиной.
— Я думал, тебе и Бесс будет приятно узнать, что мы с Хэмфри ступили на путь к примирению. Вы же обе приложили к этому массу усилий.
— Ты понятия не имеешь, как нам трудно без тебя, Роберт. Я без конца переезжаю из одного города в другой и при этом стараюсь заботиться о твоей дочери. — Элизабет всплеснула руками. — Если бы ты только видел, как она себя ведет! В твоем присутствии Марджори — настоящий ангел, а когда тебя нет — с ней не может сравниться сам дьявол.