Отступники
Шрифт:
Еда для Рема была священна, и он на время прекратил эскалацию конфликта. Он медленно слез на свое место, и благосклонно принял дары Каффы. Потом избрал самый большой кусок мяса и с размаху вонзил в него кинжал, глядя, при этом, на мою шею. Через секунду рот его критически наполнился, и я, более не опасаясь, заговорил с трактирщиком.
– Еще два стола, любезный Каффа?
– Да, – простонал он, мгновенно наполнившись слезами. – Еще два, господин Престон!
– Воистину, это дело требует немедленного разрешения, – сочувственно кивнул я.
– Бесплатно! – Каффа тут же припал передо мной на одно колено. – Все это бесплатно господин
– Что ж, – я посмотрел на этого грандиозного и совершенно безобидного громилу, трясущего предо мной сцепленными пальцами, – у меня есть для вас кое-что. Вы слыхали о черном дереве?
– Черном дереве? – старательно повторил Каффа. – Нет. Нет. Никогда.
– Из этого дерева избранные Сайские воители с величайшим трудом вытесывают для себя нагрудные пластины, – объяснил я, протягивая ему конверт. – Вот, возьмите это и отправляйтесь завтра с утречка в порт. Там найдете Руда. Вы ведь знаете Руда?
– Конечно, господин Престон, – Каффа с благоговением принял от меня конверт. – Должен мне двадцать профилей.
– Отдайте ему этот конверт, и он выведет вас на нужного человека. Сайский торговец мебелью. Он продаст вам несколько столов из Черного дерева. Такие столы ассассины даже поцарапать не смогут.
Громила довольно долго рассыпался страстными благодарностями, благими посулами мне и угрожающими в адрес убийц.
– Ведь даже бумагу и перья им клал! – сетовал он, подливая Рему бульон из чугунного котелка. – Все напрасно! Портят подлецы столешницы. А что они пьют?! Постоянно просят подать яду. Причем такого, что я даже понюхать его боюсь. Недавно капелька попала служанке на руку, так она неделю без сознания провалялась! А едят только маринованных гадюк. Где я им добуду столько маринованных гадюк?! Вы не поверите, нанял на кухню змеелова, специально на эту их блажь… Эх, гусак я старый, – он спохватился. – Друзья, хочу напомнить, что через пять минут начнется облава.
– Да, Каффа, мы помним, – сказал я. – Вот только господин Рем пока не доел свою гордость, а потому мы еще чуть-чуть посидим.
– Как изволите, господа, – тряхнул кочаном трактирщик. – Оба выхода открыты, – он заговорщицки мне подмигнул и оставил котелок на столе.
Рем придвинул котел к себе и залез в него головой. Раздался сосущий звук, и я понял, что сухолюд дает мне время высказаться.
– Друг, – сказал я со вздохом. – Я знаю, что желание мое кажется тебе фарсом последней степени, пьяным авантюризмом, ребячеством, наконец, – котел забурлил утвердительно. – Но я вынашивал эту идею пять нерестов! Пять нерестов я видел ее перед собой, как тебя сейчас, и теперь мне кажется, что я потяну это дело.
– Кажется?! – Рем вынырнул из котла. – Ах, тебе, сукиному сыну, кажется?! Знаешь, что казалось Абраму Лысому, когда тот лез в логово некуморков?! Что это будет чертовски весело! А потом его кости на спор искали и находили по всему лесу! Я нашел почти целую бедренную кость и отхватил порядочный кусок банка!
– Рем, ты знаешь, что я вор по зову сердца, – сказал я терпеливо. – Ты знаешь, чем я пожертвовал, чтобы стать тем, кем я хочу быть и оставаться. Если у меня есть талант, то талант этот должен требовать шедевров, понимаешь? Если выдюжу, – стану настоящим художником.
– Ты станешь этим! – Рем подтолкнул ко мне блюдо с печеным цыпленком. – Жареным мясом! В любом случае! Даже если сойти с ума, и на секунду представить, что тебе это удалось, тебя все равно потом задушит Председатель! Ты знаешь, что он запретил, сталью и кровью запретил приближаться к Миркону. Если он узнает…
– Он узнает, что мы лучшие, Рем! – я схватил курицу и надел на ее обрубленную шею свой главный аргумент. – Вот! Только посмотри на это!
Рем навис над цыпленком и в его руке блеснуло увеличительное стеклышко. Он зажал его между век левого глаза и вгляделся в мой аргумент, попутно отрывая от цыпленка ножку. Его блестящие губы растянулись. Браслет и вправду был хорош. Мерцая ртутным блеском, украшенный черными, как пустота самоцветами, он казался чем-то потусторонним, почти невозможным. Словно порождением иного мира.
– Что это за металл? – удивленно спросил Рем. – Никогда такого не видел. И не серебро и не платина.
– Никто не знает, – ответил я, хитро поглядывая на него. – Нет, серьезно, я показал его всем видным ювелирам Гиганы. Нескольким кузнецам и паре алхимиков. Никто не смог сказать, что это за материал.
Я понял, что попал не целясь. Вода в моем прикормленном омуте взбурлила.
– Где ты это взял.
– Нашел рядом с башней, – ответил я, осторожно вываживая рыбу.
– Там еще такое есть?
– Снаружи – вряд ли. А вот внутри… – сказал я, медленно берясь за сачок.
– Что с информацией?
– Я задействовал старые связи, – сказал я, протягивая сачок к бурлению. – Сегодня мы будем знать о Мирконе ровно столько же, сколько знает об этом Незримый легион Авторитета. Мы – герои, Рем.
– Ты говоришь так, словно я уже трепыхаюсь в твоей лодчонке, Престон, – сказал Рем, грозя мне пальцем. – Еще ничего не решено, понял, ты, дешевый искуситель? Теперь иди к змею, и надейся, что я не всажу тебе арбалетный болт в спину, когда ты решишь, что обманул меня…
– Через неделю, в полночь, в точке номер два, – сказал я невозмутимо, прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы. Там, невыносимо гремя металлом, подкрадывались к дверям удальцы из городской стражи. – Все необходимое возьмешь в тайнике на крыше. Там есть ритуальная бижутерия, которой отгоняют нечисть.
Рем ухмыльнулся, пригладил вздыбленную копну, взял с собой недоеденного цыпленка, и пошел к подземному ходу.
– Господин Престон! – взволнованно крикнул Каффа.
– Я знаю, знаю, – я поднялся, пряча браслет в скрытую пазуху моего камзола. – Честное слово, Каффа, мне иногда кажется, что они устраивают эти идиотские набеги, только для того, чтобы конфисковать ваше прекрасное вино и поглазеть на Пеппи и служанок.
Каффа восторженно оскалился и помахал мне моим конвертом. Я подошел к лестнице на второй этаж и быстро по ней взобрался. В этот момент стражники собственными лбами вынесли парадное, и одновременно, судя по визгу на кухне, набежали с черного хода. С глубоких тылов, с улицы, залаял сержант, призывая пустой зал не препятствовать действиям властей. Зал не препятствовал. Стражники, гремя и лязгая, бегали по нему, заглядывая под столы, и простукивая половицы наконечниками копий.
Я стоял на крыше, глядя на затаившийся во тьме город, следящий за мной желтыми глазками освещенных окон. Я чувствовал, что, возможно, я ошибся. Я ошибся в первый раз, когда позволил себе поверить в это. Я ошибся во второй раз, когда не позволил себе разувериться. Город наблюдал за мной, зная, что когда-нибудь, – через минуту, – я сорвусь с этой крыши и побегу. Побегу во тьму. В любом случае. Так не все ли равно насколько глубока она будет?