Отсутствует
Шрифт:
– А почему ты здесь будешь спать, а не я?
– спросила я, слезая с дивана и доставая из сумки наёмника чайник и бутылку с чистой водой.
Догмит, увидев, что я переместилась к камину, с удовольствием подполз поближе к огню и улегся в ворох шуршащих газет неподалеку. Я посмотрела на гнилые доски в камине, объятые язычками рыже-красного пламени, затем перевела взгляд на Рэя.
Свет от огня падал на его узкое загорелое лицо, делая его
– Ты разве отказываешься от шикарной кровати в дальней комнате?
– спросил он, приподняв бровь.
Я почувствовала, как начинаю тонуть в его светло-серых глазах. Во взгляде наёмника был лёд - слишком холодный и слишком колючий, но меня так и тянуло смотреть в этот жуткий холод его глаз.
Смутившись, я опустила взгляд.
– Что-то я сомневаюсь, что ты это делаешь из-за уступчивости мне, - пробормотала я, протянув Рэю чайник, заполненный водой.
Рэй водрузил чайник на огонь, затем отряхнул руки и сел на пропыленную подушку, которую он кинул возле камина.
Я тоже так сделала, дотянулась до подушки и кинула её рядом с каином. До дивана тепло доходило слишком плохо.
– Если ночью сюда проберутся рейдеры или что-нибудь ещё в этом роде, ты окажешься под нехреновым ударом, - сказал Рэй.
– Хочешь рискнуть? Ощущения, конечно, те ещё, но можно остаться без ж..., без головы, например.
– Нет, - ответила я.
– Не хочу.
Я понуро пронаблюдала за тем, как Рэй достал из кармана свою потертую зажигалку с золотистыми узорами на ней. Эта дурацкая зажигалка почти никогда не работала, но Рэй упорно хранил её, не желая менять на другие. А я ведь уже два раза находила и предлагала ему работающие зажигалки, но нет, наёмник до сих пор продолжал пользоваться своим огнивом.
Чиркнув три раза подряд, Рэй выругался и поджёг кусок газеты от огня. Рэй поднёс горящий лист к сигарете и с удовольствием затянулся.
Я скривила лицо. Ну, не понимала я этого удовольствия - курить. Отец всю жизнь рассказывал мне о том, какие жуткие последствия может нанести курение организму, и так находящемуся в зоне почти постоянного облучения. Тем более от курения люди умирали и в более лучшие времена.
Я зевнула, поднялась с пола и подошла к окну. Сквозь маленькую щёлку между досками я увидела ночную пустошь. Завалы камней, сухая трава, земляные просторы. Какая-то полуразрушенная постройка чернеет вдали. Я посмотрела на звёздное небо с тонким серпом луны, и внезапно мне вспомнилась первая ночь под небом, те ужасы, что я пережила тогда, когда вышла из Убежища...
Я
Я подошла к дивану и легла на него, озадаченно глядя в огонь. Рэй, видимо, заметивший перемену в моём настроении, окликнул меня. Он развалился в кресле возле камина, держа в одной руке флягу, а в другой дымящуюся сигарету.
– В чём дело, ромашка? Всё ворошишь жуткое прошлое?
Я перевела взгляд на наёмника. Рэй смотрел на меня с цинизмом человека, побывавшего в крупных передрягах. Человека с недюжинным опытом внезапно встретившего того, кто всю жизнь жил под камнем и вдруг вылез на свет. Так на меня смотрели все, кого я встречала на пустошах.
Что-то кольнуло меня в самое сердце. Это была тонкая иголочка доверия. Мне вдруг захотелось рассказать Рэю о себе всё-всё: о том, как я жила в Убежище и о том, с чем успела столкнуться на пустошах, о том, что я видела и том, что за страхи меня мучали.
Я говорила добрые полчаса. Наёмник почти не смотрел на меня, но внимательно слушал. Он не задавал вопросов и ничего не говорил до тех пор, пока я не сказала всё, что хотела сказать.
– Ты, наверное, думаешь, зачем я...
– Нет, - резко прервал меня Рэй, подняв холодный взгляд на меня.
– Нет. Я так не думаю.
Я помолчала, смущенно кусая губы. Может, зря я разболтала всё о себе?
Рэй изучал меня испытующим взглядом.
– Я так не думаю, потому что я знаю, что такое груз пережитого, и я рад, если тебе легче после того, как ты мне всё рассказала.
Он помолчал, склонив голову.
Я даже была польщена, услышав эти слова. Наслаждаясь долгожданным отдыхом, я поудобнее устроилась на диване.
В голове шумело. Я зевнула. Спать хотелось до боли в глазах.
– Теперь твоя очередь рассказать мне что-нибудь о себе...
***
Время будто бы остановилось, превратилось в густой мармелад. Опалённые доски потрескивали в красных языках пламени. Причудливые тени отражались на стенах, блёклыми пятнами расплывались на старой мебели и разбитом стекле.
Рэй молчал, прикрывая воспалённые от пыли и усталости глаза.
<