Отсюда и в вечность

Джонс Джеймс

— Пошли, пошли, — дружески улыбаясь, произнес Хэнсон. — Но теперь нужно идти строевым шагом.

Они подошли к административному зданию, прошли вдоль коридора к первой двери справа.

— Направо! — четко скомандовал Хэнсон.

Конвоиры застыли на месте, пока Прюитт выполнял команду, а потом вслед за ним, двигаясь на расстоянии полушага, справа и слева от него, вошли в кабинет майора Томпсона.

— Стой! — прозвучала команда Хэнсона. Это был красивый, блестяще выполненный строевой момент. Прю стоял в двух шагах от массивного дубового стола Томпсона,

а за ним замерли но стойке «смирно» два конвоира.

Майор Томпсон одобрительно взглянул на конвоиров, потом взял со стола несколько бумаг и стал рассматривать их сквозь очки в позолоченной оправе.

Майор Томпсон небольшого роста, широкогрудый человек. С левой стороны на гимнастерке виднелась колодка орденских планок. Это был кадровый офицер, служивший в армии еще с 1918 года.

— По документам ты из Кентукки, — сказал Томпсон. — Твоих земляков у нас здесь совсем мало. Я бы даже сказал, что они у нас пользуются особым спросом. Многие из них шахтеры, но, судя по твоей комплекции, ты не шахтер.

— Нет, я но шахтер… — начал было Прю, но в этот момент почувствовал сильный удар сзади в область почек, — сэр, — быстро добавил он.

Майор Томпсон одобрительно Кивнул, сверкнув оправой очков.

— Это уже лучше, — сказал он. — Наша цель — воспитать у людей трудолюбие и научить их правильно мыслить. Мы хотим, чтобы они снова обрели желание исправно выполнять солдатский долг. Думаю, что и ты не захочешь сойти с правильного пути?

Прю промолчал. Он ощущал сильную боль в спине и отнесся к вопросу Томпсона с безразличием. Новый удар полицейской дубинки в то же самое место убедил Прю в том, что он ошибся в своей оценке важности вопроса.

— Ну, — спросил майор Томпсон.

— Нет, сэр, не захочу, — быстро сказал Прюитт. Он уже успел извлечь нужный урок.

— Мы считаем, — продолжал Томпсон, — что если бы все вы не относились пренебрежительно к труду и солдатскому долгу, то не оказались бы здесь. Поэтому все наши усилия направляются на перевоспитание вас в кратчайшее время. Ни вам, ни правительству невыгодно терять время зря. Это наш общий долг перед налогоплательщиками, которые содержат нашу армию. Не так ли?

— Так точно, сэр, — быстро ответил Прю.

— Мне кажется, ты будешь примерным заключенным, — сказал майор Томпсон и сделал паузу.

— Надеюсь, что будет так, сэр, — поспешил ответить Прю.

— Может показаться, что мы несколько грубоваты в обращении, — продолжал Томпсон, — но самый быстрый и эффективный способ научить человека чему-нибудь — наказывать его за каждый промах. Тогда человек научится делать все как следует. Точно так же учат любое другое животное, например собак. Наша страна создает сейчас добровольческую армию, чтобы защищать себя в самой большой войне, которую когда-либо знала история. Единственный путь к решению этой задачи — заставить людей радиво относиться к солдатской службе. Быть хорошим солдатом — значит любить военное дело больше, чем что-нибудь другое.

Бесед капелланов о патриотизме и учебных фильмов для этого недостаточно. Может

быть, если бы в людях было меньше эгоизма, мы этим и ограничились. Но пока дело обстоит иначе. Здесь мы не ведем бесед о патриотизме. Нерадивому солдату мы доставляем столько боли, что он скоро начинает хотеть быть настоящим солдатом. Моя цель состоит в том, чтобы солдат, выходя из тюрьмы, был настроен сделать что угодно, даже умереть, чтобы не вернуться сюда. Понимаешь?

— Так точно, сэр, — четко ответил Прю. Боль в спине начала потихоньку ослабевать.

— К нам иногда попадают люди, которые из-за своих личных слабостей или недостатка воспитания никогда не смогли бы стать хорошими солдатами. Таких людей мы быстро выявляем. Если для них хуже быть солдатами, чем оставаться в этой тюрьме, то они бесполезны для армии, и мы принимаем меры, чтобы отделаться от них прежде, чем они разложат остальных. Пх увольняют со службы. По прежде всего мы должны убедиться, что эти люди действительно неспособны быть солдатами. а не притворяются такими. Понимаешь, о чем я говорю?

— Так точно, — быстро согласился Прю.

— У нас отработана четкая система, — сказал Томпсон. — И нас не обманешь. Мы сумеем выяснить, можешь ли ты быть солдатом. — Майор повернулся к сидевшему за другим столом сержанту. — Не так ли, сержант Джадсон?

— Да, сэр, — прогремел голос человека, сидевшего за другим столом.

Прю повернул голову, чтобы посмотреть на него, по конец полицейской дубинки снова уперся в больное место па спине. Прю быстро повернул голову, но успел все же увидеть, крупную, мускулистую фигуру сержанта Джадсона. Тот угрюмо глядел на Прю.

— У пас существуют определенные правила, — сказал Томпсон. — Все они имеют одну цель — узнать, насколько велико у человека нежелание быть солдатом. Одно из этих правил: в присутствии старших заключенный может двигаться только по команде. Особенно здесь, в моем кабинете.

— Слушаюсь, сэр, — быстро проговорил Прю. — Простите, сэр. — Боль в спине снова усилилась, и Прю очень захотелось потереть больное место рукой, но он сдержался.

Пока майор Томпсон перечислял правила, Прю все время думал о нестерпимой боли в спине и очень боялся допустить какую-нибудь ошибку, за которой, как он теперь зпал, немедленно последует новый удар дубинкой.

— Посетители к заключенным не допускаются. Курить сигареты запрещено, — продолжал Томпсон. — Заключенным выдается один пакет табаку в день. Мундштук или трубку иметь не разрешается — это нарушение порядка.

Прю уже начал понимать, что такое «порядок»…

— Ежедневно в бараках проводится проверка, — говорил Томпсон. — Не только но субботам, а ежедневно. Беспорядок в хранении личпого имущества считается нарушением, и заключенного за это наказывают. Повторные нарушения влекут за собой арест и содержание в одиночной камере. По воинскому званию заключенных не называют, и даже солдатами их звать не разрешается. Старший сержант Джадсон является моим заместителем, и в мое отсутствие его решение — окончательно. Понятно?