Отсюда и в вечность
Шрифт:
— Ты, Хэнсон, когда-нибудь попадешься, — проговорил шедший рядом с ним второй конвоир.
— Не попадусь, если ты меня не выдашь, Турнипхэд?
— Я честный человек.
— А разве не ты выдал заключенного на прошлой неделе, когда тот курил опиум?
— Там совсем другое дело, — ответил Турнипхэд. — Кроме того, тот парень был настоящее дерьмо.
Видно, Хэнсону нечего было ответить, и разговор оборвался.
Двойные двери тюремных бараков были широко открыты. Конвоиры привели Прюитта в ближайший из трех бараков, расположенный ближе к западу.
Прюитту показали его место на нарах, и, пока он застилал свою постель, конвоиры спокойно покуривали. Когда Прюитт кончил работу, Хэнсон подошел и внимательно осмотрел все вокруг.
— Постель убрана хорошо, а полка не в порядке.
— Мне кажется, здесь все хорошо, — возразил Прюитт.
— Посмотри па другие полки.
— Никакой разницы не вижу, — настаивал Прюитт.
— Ты давно в армии?
— Пять лет.
— В общем, это твое дело, — сказал Хэнсон. — Ты готов? — Он направился к выходу. Прюитт почувствовал опасность и остался на месте.
— Подождите, — сказал он. — Я хочу, чтобы все было в порядке.
Турнипхэд расхохотался. Хэнсон, улыбаясь, подошел к Прюитту и дружелюбно сказал:
— Майор Томпсон проверяет порядок каждое утро. В кармане у него всегда имеется отвес.
Прю посмотрел на полку, подошел к ней и снял уложенную в кипу одежду. Потом снова начал укладывать по порядку, а Хэнсон внимательно наблюдал за ним.
— Бритва, кисточка для бритья и мыльная палочка должны находиться строго на одной линии. Мыльницу нужно положить в центре полотенца.
Прю уложил все, как требовалось, и отошел в сторону, критически оценивая свою работу.
— Ты знаешь, что такое отвес? — спросил Хэнсон.
— Да.
— А я узнал это только, когда попал сюда, — сказал Хэнсон. — Им пользуются плотники.
— Да, — ответил Прю. — И каменщики.
— А для чего?
— Не знаю. Кажется, чтобы проверять правильность укладки кирпичей но вертикали. Чтобы стена была прямой сверху донизу.
— Ну вот, — сказал Хэнсон, обращаясь к Турпипхэду, — я же говорил тебе, а ты уверял меня, что эту штуку изобрел майор Томпсон, чтобы проводить осмотр.
— Я раньше ни о каком отвесе никогда ничего не слыхал, — зло заметил Турнипхэд. — А он такой человек, что мог бы эту штуку сам придумать. Я и сейчас не уверен, что ее придумали другие.
— Перестань болтать чепуху, — раздраженно сказал Хэнсон. — Ты же слышал, что сказал этот парень.
— Мало ли что он может
Спор продолжался бы, если бы не Прюитт, который, уложив в это время вещи на полке, как требовалось, спросил:
— Ну как теперь? По-моему, я уложил отлично.
— По-моему, тоже, — согласился Хэнсон, но потом, подумав, сказал: — Только я не гарантирую тебе, что майор Томпсон останется доволен. А теперь пошли, а то сейчас сюда могут прийти.
Прюитт обратил внимание па то, что входы в каждый барак были тщательно изолированы друг от друга. Расстояние между бараками не превышало десяти футов.
— В среднем бараке мы содержим наиболее опасных преступников. Пространство между этим бараком и остальными круглосуточно освещается прожекторами, — пояснил Хэнсон.
— Наверно, отсюда трудно убежать, — заметил Прюитт.
— Да, нелегко, — согласился Хэнсон.
— И пулеметы есть?
— Есть, и не одни.
— Суровая система, — сказал Прю.
— Суровая, — подтвердил Турнипхэд.
Хэнсон, слегка тронув Прюитта за плечо, сказал:
— Подожди-ка.
Прюитт остановился, раздумывая над тем, что эти парии не так уж плохо с ним обошлись. У него даже появилась надежда, что и с остальным тюремным персоналом ему удастся тоже поладить.
Они остановились у доски объявлений. В самом центре, на почетном месте, среди напечатанных на пишущей машинке приказов и инструкций, был прикреплен рисованый портрет Джона Диллинджера в картонной рамке. Под портретом крупным шрифтом была сделана следующая надпись:
«Джон Днллпнджер впервые отбывал тюремное заключение в Скофилдской гарнизонной тюрьме на Гавайских островах. Тюрьма находится в ведении Скофилдской роты военной полиции и считается одной из самых строгих тюрем в американской армии. Режим был настолько строгим, что после освобождения из тюрьмы Джон Диллинджер поклялся отомстить правительству США, даже если правительство когда-ни-будь и добьется его смерти».
Под этим текстом следовала подпись, сделанная карандашом, но очень заметная: «Оно этого добилось».
Прю снова взглянул на последние слова и рисунок. Приступ глухого ожесточения охватил его. Конвоиры, улыбаясь, наблюдали за ним, и Прюитт почувствовал, что должен сдержаться, чтобы не наговорить каких-нибудь дерзостен.
— Зачем вы мне это показываете? — спросил он.
— Мы знакомим с этим каждого новичка. Таков приказ майора Томпсона, — ответил Хэнсон.
— Я уже все прочитал. Куда теперь?
— Сейчас мы отведем тебя к майору Томпсону, — сказал Хэнсон. — А потом на работу.
Прюитт внимательно посмотрел на Хэнсона. В его улыбке он не находил издевки. Конвоир просто развлекался, как будто наблюдал за ребенком, который пытается произнести трудное, незнакомое ему слово.
— Пошли, — сказал Прюитт. — Чего мы ждем?
— Майор Томпсон гордится этим рисунком и подписью к нему, — тихо заметил Турнипхэд. — Можно подумать даже, что это его рисунок. Оп считает, что по реакции заключенного на этот рисунок можно судить о его характере.