Отсюда и в вечность

Джонс Джеймс

Тем не менее Прю больше нравились субботы, когда он приходил в домик один, пользовался своим ключом и чувствовал себя как дома. Когда Альма возвращалась по субботам домой, Прю обычно уже спал на большой двухспальной кровати в ее комнате. Она тормошила его до тех пор, пока он не просыпался, тащила в столовую, готовила коктейль, и только после этого они ложились в постель вдвоем. Впрочем, иногда она, не поднимая его с постели, ложилась рядом, ласкала его, говорила ему о своей любви, о том, как он ей дорог, как она не может жить без него, как он ей безумно нужен… а он ничего этого не знает.

Да, но ведь и Альма нужна была ему безумно.

И она этого не знала.

Но ему она нужна была, пожалуй, менее безумно. Для него было бы нетрудно и отказаться от нее. В действительности он не так уж остро нуждался в ней, не как она в нем, после работы у миссис Кайпфер.

Да, но дело в том, что Альма считала, что он нуждается в ней больше, чем она в нем. Если бы у него не было этого убежища, думала она, обработка, которой его подвергают в роте, давно сломила бы его.

Они редко выясняли отношения. Прюитту было ясно одно: ему следовало быть очень осторожным и не допускать ошибок. Почти каждый день, который он проводил с Альмой, бывала не одна возможность допустить ошибку. Однако он не допускал их. Не допускал до тех пор, пока они не совершили совместной прогулки в город и не появились вместе в обществе.

Это была не его идея. Ему вовсе не хотелось никуда выходить. Он вел себя как настоящий домосед. Пойти куда-нибудь вместе захотелось ей. Она сказала, что хочет «показать его». Перед тем как выйти из дому, она сунула ему две двадцатидолларовые ассигнации, и они направились к «Ло-Йе-чею». Прю никогда не был в этом ресторане. Они потратили там все сорок долларов. И, надо сказать, не напрасно. Было очень весело и мило. Альма очень хорошо танцевала. Даже слишком хорошо для Прю. Она сказала, что подучит его дома.

Только на обратном пути, когда они, потратив сорок долларов, ехали домой в такси, Прю вдруг подумал о том, что ведь он теперь стопроцентный сутенер. Мысль об этом настолько ошеломила его, что он почувствовал боль в животе. Поразмыслив, Прю решил, что сам он не изменился, он остался таким же, каким был раньше. Значит, это положение, положение сутенера, для него естественно? Ему стало стыдно. Он действительно не чувствовал в себе никакой перемены, а ведь он должен был бы ее почувствовать.

Когда они возвратились домой, то, не снимая с себя вечерних костюмов (Альма как-то обмерила Прю и купила ему выходной костюм), вышли на террасу подышать свежим ночным воздухом. Стоя па террасе, они смотрели вниз, на мерцавшие цепочки белых огней на улицах города, на красные, синие, зеленые и желтые неоновые рекламы в районе «Уайкики», откуда они только что приехали. И тут, на террасе, после небольшой паузы и молчаливого размышления, Прю во второй раз попросил Альму выйти за него замуж. Возможно, он думал в этот момент, что положение мужа позволит ему быть менее похожим на сутенера.

И ведь произошло это опять на той же террасе. Вероятно, терраса и вид с нее каким-то образом действовали на Прю. Когда он просил Альму выйти за него замуж, он понимал, что идет на риск, и тем не менее решил не считаться с этим. Какой-то слабый голос в глубине сознания подсказывал ему, что если говорить об этом не часто, то можно кое-что и выиграть, ничем при этом не рискуя.

На этот раз Прю рассказал ей все о тех, кто жил в гарнизоне постоянно, о жизни женатых сержантов. Он сказал ей о том, что придется подождать год, прежде чем ему удастся перевестись в Штаты. Они могли бы хорошо прожить на часть ее сбережений, пока он заслужит первые три звания, на что — если

он действительно постарается — потребуется не так уж много времени. Прю заявил, что не придает никакого значения тому, что она поддерживает его материально, и тому, что зарабатывает деньги проституцией. Он говорил об этом, и ему даже нравилось, что у него такие широкие взгляды.

Альма выслушала его внимательно, но ни разу не посмотрела ему в глаза. Некоторое время она сидела молча, как бы взвешивая все сказанное Прюиттом.

— Ты говоришь, что любишь меня, — резюмировал Прю, подготавливаясь к обороне. — Все время говоришь, что я очень дорог тебе. О’кей. Я верю. Я тоже люблю тебя, и ты тоже мне очень дорога. В таком случае жениться — это самый правильный шаг для нас, так ведь? — закончил он.

— Ты просто чувствуешь себя одиноким, потому что тебя прорабатывают в роте… — сказала Альма. — Пойдем в комнату, выпьем коктейль, — предложила она.

— Нет. Сначала ответь на мой вопрос.

— Сейчас я тебе нужна, — сказала Альма. — А буду ли я нужна тебе через год, после того как тебе удастся выпутаться из этого трудного положения и когда ты вернешься в Штаты?

— Конечно. Я же люблю тебя.

— Человек любит другого человека только тогда, когда очень нуждается в нем. Если бы я сейчас не нуждалась в тебе, я не любила бы тебя.

— Я буду любить тебя всегда, — сказал Прю. Он сказал это не подумав, просто потому, что такие слова являлись логическим подтверждением всего сказанного ранее.

Альма посмотрела на него и лукаво улыбнулась. Прю совсем не подумал о том, как смешно прозвучали его заверения в вечной любви, и о том, насколько они были неправдой. Оп сказал эти слова только потому, что их потребовала нить разговора.

— Ты поймала меня, — сказал он с улыбкой.

— Ты сам себя поймал, — возразила Альма. — Видишь ли, Прю, — продолжала она, — сейчас я тоже люблю тебя. А почему? Потому что ты занимаешь сейчас определенное место из моей жизни. Мне очень хорошо, когда я прихожу оттуда домой, а ты ждешь меня. Но из этого вовсе не следует, что через год, когда моя жизнь переменится, я буду по-прежнему любить тебя. Как можно обещать это и тем более сдержать свое слово?

— Можно, если захочешь.

— Конечно. Ну а что произойдет тогда, когда нужда друг в друге минует и ни я, ни ты не захотим быть вместе?

Прю ничего не ответил.

— Понимаешь? — продолжала Альма. — Конечно, я все время могла бы обманывать себя, так же как обманываешь себя ты, когда говоришь, что для тебя не имеет никакого значения, была в прошлом твоя жена проституткой или нет. Ты обманываешь себя и тогда, когда ты говоришь себе, что абсолютно не сомневаешься в верности своей жены, ни чуточки не опасаешься ее измены, если она, скажем, длительное время живет вдали от тебя; или когда ты внушаешь себе, будто тебе но будет стыдно, если твои друзья узнают, что твоя жена была в прошлом проституткой; пли когда…

— О’кей, о’кей, о’кей, — остановил ее Прю.

Похоже было на то, что Альма собиралась назвать бесконечное множество других «или».

Альма замолчала, и наступила длительная пауза.

— Но настоящая причина не в этом, — сказал Прю, чувствуя, что он должен сказать что-то. — В чем же подлинная причина, по которой ты не хочешь выйти за меня замуж?

— Может быть, в том, что я просто но хочу быть женой сержанта американской армии, — ответила Альма.

— А ведь это самое большее, чего я мог бы достичь.