Оттепель на закате

Чередий Галина Валентиновна

– Элли, Саймон со своей юной супружницей тоже здесь, – тихо предупредил меня Танхорд, разжимая свои объятия, и я поморщилась, невольно тут же заметавшись взглядом по присутствующим.

Саймон, брат моего Джона, нашелся в противоположном от меня конце первого зала схрона и, естественно, заметил меня раньше, чем я его. Как минимум, на полголовы возвышающийся над остальными, светловолосый, широкоплечий, с обманчиво открытым взглядом больших голубых глаз. Такой до пронзающей навылет острой муки похожий на моего Джона и настолько бесконечно другой. Моя постыдная ошибка, слабость, которой поддалась, не зная, как выплыть из бесконечно длящейся боли утраты,

и что теперь аукается при любой возможности.

– Ничего, переживу, – пробормотала я, отворачиваясь от мужчины, что откровенно похотливо улыбнулся мне через всю толпу, совершенно не смущенный присутствием заметно беременной жены рядом.

Впрочем, я уже давно усвоила, что Саймону совершенно чужды смущение, неловкость, как и большинство принципов общепринятой морали. Абсолютное бесстыдство и бесконечный эгоизм – вот основа его натуры. Во всем. Этим он тоже тогда показался мне похожим на Джона, притянув меня из-за того, что никак не могла отпустить любимого. У моего супруга не было никаких границ там, где дело касалось нашего удовольствия. Кроме одной. Моего нежелания или дискомфорта. Но он никогда не был лживой, манипулирующей и эгоистичной тварью, самоутверждающейся за чужой счет, в отличии от Саймона.

– Если что – только позови, малышка Элли, – многозначительно поднял густые седые брови старик и, отвернувшись, гаркнул: – Юмсэ, ленивая ты задница! Ну-ка живо помоги нашей Элли дотащить товар и занять место для прилавка!

Юмсэ, здоровенный детина с интеллектом пятилетнего ребенка, тут же появился из темного угла и выхватил у меня лямки санок. Радостно скалясь мне, он отволок мой товар к обычному месту. Я отыскала в сумке один из леденцов из сока дерева фотир, которые готовила специально для него, и парень, просияв и полопотав что-то на одном ему понятном языке, вернулся на место. Ну что же, прекрасно, я прибыла. Остается надеяться, что в этот раз торговля пойдет успешно, и я куплю достаточно крупы, специй и соли для того, чтобы не экономить до следующей Весенней Ярмарки.

Я аккуратно извлекала, разворачивала и раскладывала на низком прилавке ножи, скребки для шкур, наконечники для стрел и гарпунов, топорики, и гладкий обсидиан хищно ловил отблески освещавшего все тут пламени своими острейшими гранями.

– Ты бы могла попросить меня помочь, сладкая Элли, а не прибегать к услугам этого ущербного ничтожества. – Я не вздрогнула, услышав голос Саймона над собой, так как точно знала, что он подойдет и попробует снова. – Зачем старик вообще держит это недоразумение здесь? Следовало бы давно вышвырнуть тупую скотину вон и использовать как приманку для хищников. Вот это и правда была бы польза.

Выпрямившись, я молча посмотрела в такое красивое лицо, каждый раз обжигающее душу ненужными воспоминаниями о собственной глупости и заблуждении. И тоской по утраченной любви.

– Саймон, милый, ты, как всегда, прав! – раздалось неприятное ехидное хихиканье, и я перевела взгляд на Илено, его юную жену. Она продемонстрировала мне большую щербину между передними зубами, изображая неискреннюю радость. – Привет, Элли! Как поживаешь?

Распахнув полы кофты крупной замысловатой вязки, она нарочито выпятила в мою сторону свой округлившийся живот, гордо его поглаживая. Внизу моего собственного при виде этого зрелища мерзко потянуло, отдаваясь в поясницу. Отказавшись поддаваться на очевидную попытку причинить мне боль, я кивнула Илено.

– Прекрасно поживаю! – равнодушно ответила я и перевела глаза снова на Саймона. – Тебе что-то нужно

или пришел просто поздороваться?

Ему всегда было нужно что-то. А точнее – все.

– Я решил, не мешкая, спросить тебя, обдумала ли ты мое предложение, Элли. – Господи, как у кого-то настолько гадкого может быть такая знакомая и великолепная улыбка? Саймон не имел на нее права, она всегда должна была остаться в моей памяти принадлежащей только моему Джону!

– Я обдумала и дала тебе ответ уже очень давно, Саймон. Насколько мне помнится, было это два с половиной года назад. – Всегда старалась вкладывать в свой голос максимум уверенности, посылая Саймону сигналы о том, что мое решение было и останется неизменным. Вот только это с ним, похоже, не работало. – С тех пор не случилось ничего, что изменило бы его.

– Илено, пойди посиди у очага и позаботься о горячем питье для меня! – обаятельная улыбка мужчины стала хищной усмешкой, а беременная прищурилась откровенно враждебно, но послушно пошла к большому очагу в центре этого зала. – Пора бы тебе одуматься, Элли. Ты не молодеешь. Жизнь проходит. Стоит ли и дальше проводить ночи в пустой холодной постели, когда есть тот, кто хочет ее согреть, а главное – знает, как снова сделать тебя счастливой. Прими меня, Элли, и позволь снять с твоих хрупких красивых еще пока плеч тяжкий груз забот!

Ты никогда не делал меня счастливой. Никогда.

– А заодно и вручить в твои алчные руки то, что было построено моим родителями и твоим братом? – усмехнулась я.

– Ну, должен же я получить какую-то компенсацию за то, что взвалю на себя обязанность заботиться о стареющей жене покойного брата, да еще и ублажать ее в постели! – Саймон глянул на Фрадиса-скорняка, моего частого соседа по ярмаркам, в поисках одобрения, но бородатый пожилой мужчина лишь осуждающе покачал головой и, отвернувшись, сердито сплюнул на пол. Он был из поколения, что еще помнило мир до прилета Карателей, и отрицательно относился к распространяющейся практике, когда сильные мужчины позволяли себе все чаще брать больше одной жены. Добровольно. Пока еще.

– Сладкая Элли, имущество должно оставаться в семье, – проигнорировав его реакцию, продолжил Саймон.

– Верно говоришь, – начала злиться я. – Вот только ты мне не семья!

– Странно, а вот когда ты спала со мной после смерти Джона, ты так не считала! – наклонившись к моему лицу, сказал Саймон, сверля меня глазами. – Подумай хорошенько, Элли. Я ведь могу быть настолько щедрым, что разрешу тебе, как и тогда, выкрикивать его имя, кончая подо мной! С закрытыми глазами и в темноте ты и разницы не почувствуешь и можешь притворяться, что ты по-прежнему с ним.

Мне так захотелось полоснуть одним из моих ножей по его красивому лицу. Едва выносимо. И еще раз. И еще! Оставить на нем отметины, чтобы оно больше никогда не напоминало мне любимые черты. Но вместо этого я холодно улыбнулась и вернулась к раскладыванию товара.

– Тебе никогда не будет принадлежать ничего из того, чем владел твой брат, – больше не глядя на собеседника, сказала я.

– Не огорчай так своего единственного родственника, дорогая! – прижал огромную ладонь к груди Саймон. – Живешь одна, и о тебе совсем-совсем некому позаботиться! Вдруг заболеешь или обидит плохой прохожий! Или все же те слухи, что ты привечаешь в бывшей супружеской спальне всех забредающих на огонек охотников и путников и не только по одному за раз, правда? Они тебя и оберегают, и дичью свежей снабжают ради того, чтобы была бодра и ласкова по ночам?