Оттепель на закате
Шрифт:
Обыкновенное, человеческое. То есть нет, таких, как он, мне встречать не приходилось, очень уж резкие черты, все как будто из прямых линий и острых граней, как если бы творец, создававший его, обладал бесконечно твердой и уверенной рукой и это же пожелал вложить в облик своего творения. Но никакой собачьей головы или чешуи с жутким оскалом, серой кожи, рогов или клыков и прочих чудовищных черт, о каких, случалось, болтали. Кожа темная, не просто загорелая, а именно глубоко смуглая, даже немного в красноту, что ли. А вот радужки глаз, на удивление, светлые, желтовато-рыжеватые, каким выходил хорошенько уваренный сок для леденцов.
– Роутэг.
Я, кажется, не сразу поняла, что он сказал, точнее уж, громыхнул что-то, сначала заметила движение его губ. Таких же резких в своих очертаниях, как и все остальное. И только
– Нет! – закричала, подбегая к ним и пытаясь встать у него на пути. – Не надо! Не тронь их!
А он просто продолжал идти, как и шел, и через несколько секунд навис над моими вытянувшимися неподвижно собаками, умудрившись в какой-то миг миновать меня, не только не снеся со своего пути, но даже и не зацепив хоть чуть.
– Зачем? За что ты… – я осеклась, заметив что он молниеносным движением извлек на свет один из моих запрещенных металлических карабинов. А я и увидеть не успела, как он умудрился отстегнуть его от шлеи и ремней постромков. – Это… это не оружие. Безопасно.
Ну да, как будто это довод. Железо запрещено для обладания и использования людьми. Любое. Совсем. Без исключений. Наказание за нарушение этого запрета – смерть. У этих черных для нас вообще только одна кара за все. Ни судов, ни разной степени вины, ни выяснения твоих намерений. Потому-то они и Каратели. Не судьи, не надзиратели.
Обмирая и замерзая все сильнее от нервной изморози внутри, я наблюдала, как, не торопясь, черный находит и отстегивает остальные три карабина, шаря по складкам прошитой кожи одной рукой и укладывая железки на свою свободную ладонь. Как если бы наглядно желал продемонстрировать мне процесс усугубления тяжести моей вины.
– Собаки не виноваты же, только я, – зачем-то сказала ему, глядя в непроницаемое забрало. Зачем он убирал его? Зачем показал себя? Зачем имя назвал? Имя ли? Это какой-то обычай? Я должна знать имя того, кто казнит меня, и увидеть его лицо? Ни про что такое не слышала. – Я Элли.
Черный вздрогнул, вскинул голову и замер на секунду, явно уставившись на меня сквозь свой шлем.
– Мое имя. Элли, – пояснила я, просто чтобы не молчать, ожидая своей участи. – Ты меня убьешь? Прямо сейчас?
Ответа не последовало. Зато он сжал свою ладонь, где уже покоились все карабины, и через пару секунд на снег с громким шипением стали падать красные, пылающие капли. Раскаленный жидкий металл, что моментально остывал и исчезал, проваливаясь сквозь белое пушистое покрывало. Что Каратель делает? Спустя минуту кулак он разжал и там не было уже ничего. Никаких следов моего преступления. И что теперь? Моя очередь?
– Элли. – От звучания собственного имени я испуганно вздрогнула. Сейчас его голос был другим. Неживым, но при этом как будто что-то подтверждающим. – Быстрее. Идет большая метель.
Он указал на север, прошагал к своей платформе и встал на нее. Черный круг вознес его резко сразу же метров на пятнадцать над землей, и, повисев еще совсем немного, Каратель полетел прочь.
Секундой позже со снега взвились Аэль и Рох, такие же живые и неуемные, как и раньше, а следом поднялись и принялись отряхиваться и деловито чесаться Воли с Гилли. Смотрели на меня собаки немного озадаченно, нюхали воздух и шлейки друг друга, там где их касался Каратель, чихали, но явно были в полном порядке. Не зная, что и думать о произошедшем, я нашла в своей поклаже запасные кожаные постромки и с помощью их собрала упряжку обратно, привязывая и сани. И даже не решилась помянуть пока дурным словом черного, хоть голым пальцам было ой как больно затягивать узлы из задубевшей кожи, а в варежках ведь узлов не навяжешь. И не дай бог выйдет на нас медведь или же кабан. Отвязать собак быстро тогда без шанса, а привязанными им не отбиться, и я в одиночку без их помощи зверя лютого не завалю, даже с копьями с лучшими наконечниками. Повезет, если хоть отпугну. Ну, авось дойдем домой без неприятностей.
Ветер стал крепчать часа через два, и снег пошел сначала редкий и крупный, но вскоре превратился в густую крупку, из-за которой и на три шага вперед было уже ничего не видно. У собак чутье, конечно, и их практически не сбить с пути домой, но мне идти, когда глаза засыпает, было невозможно. Отвязала мохнатых, уже одарив Карателя парой добрых слов, затянула санки с поклажей под большую разлапистую елку, скрываясь от ветра. Порылась в своем скарбе, вытащила походные шкуры-одеяла. Раскопала немного снег, добираясь до толстого ковра из старой хвои и, расстелив одно, умостилась, накрываясь с головой вторым. Только маленькое окошко дышать и оставила. Собаки тут же меня облегли со всех сторон, сворачиваясь калачиками и пряча носы в пушистых хвостах. Есть не хотелось, а мохнатые и так на воле почти сутки «паслись», небось хорошенько проредив всякую мелкую живность в окрестностях Ярмарки. Пригрелась я моментально и, несмотря на пережитое потрясение, уснула, как в яму разом провалившись.
Глава 5
Проснулась я от того, что мне было неимоверно жарко, а еще как-то тревожно. Разум хватался за остатки стремительно ускользающих образов из грез, в сознании и теле гуляли смутные отзвуки чего-то странного или, скорее уж, забытого. Я сама себе почудилась неким замкнутым сосудом с жидкостью, который хорошенько встряхнули, и родившиеся от этого волны бились и бились о стенки, не в силах ни прорваться на поверхность пониманием, ни угомониться, просто забывшись. А вынырнув из дремы окончательно, я распознала признаки. Я была возбуждена. И смущена. Нет, не самим фактом возбуждения. Чего уж там, я не ребенок давно, а нормальная женщина, чьи телесные желания были разбужены и открыты для меня моим мужчиной. Разбужены, прежде щедро реализованы и столько времени не получали удовлетворения, потому как больше моего мужа не было, а попытка утешения обернулась грязью и ошибкой. И на новую я так и не решилась за эти два года. Вот только сейчас я знала, что это тягучее томление родилось не из одного из снов о моем Джоне, что все реже, но посещали меня. Не знаю, кем был мужчина в моем сне, не видела лица, тела, не помнила запаха, слов и отчетливых ощущений от его прикосновений. Осталось только это смятение и понимание – это был не Джон.
Окружающий мир, в который я вынырнула из жаркого мехового гнезда, встретил меня крепким морозом и удивительной тишиной. Метель закончилась, видимо, где-то в середине ночи, навалив с полметра снега, что совсем не облегчит дорогу. Ну, да не в первый раз, доберемся. Подростков уже не было рядом со мной, этим непоседам дождаться, пока хозяйка-соня выспится, невмоготу. А вот степенные Вали и Гилли встали вместе со мной, принявшись отряхиваться от снега, смачно потягиваться, помахивая богатыми хвостами. Выбравшись из-под нижних ветвей ели, я последовала их примеру, потягиваясь всласть и разминая затекшее тело, и внезапно замерла, обнаружив вокруг нашего убежища на свежевыпавшем снегу следы. Большинство из них принадлежало лапам Аэля и Роха, что как раз с улыбками во все зубастые пасти вывалились из-за деревьев. Но были тут и другие. Человеческие. Хотя нет. Я уже видела этот не похожий ни на что знакомое мне рельефный рисунок. Как раз там, где на снег ступал Каратель, расплавивший карабины моих собак и не тронувший меня. И назвавший мне свое имя. Наверное. И судя по следам, он был здесь, прямо около места моей ночевки, стоял какое-то время у ели, а после ушел. И при этом мои собаки не подали голосов. Никто из них, даже заполошная и легкая на подъем молодежь.