Отважная лягушка
Шрифт:
Пока всадник о чём-то беседовал с Гу Менсином, девушка, на всякий случай сгорбившись, плотнее закуталась в накидку.
Предосторожность явно оказалась лишней. Только передовой, сурового вида охранник, бросил в её сторону мимолётный ленивый взгляд. Остальные вообще не обратили никакого внимания.
Громко попрощавшись со старшим урбы, хозяин каравана тоже торопливо проехал мимо, даже не посмотрев в сторону путешественницы. Та облегчённо перевела дух, хотя столь пренебрежительное отношение к себе всё же немного задело.
Когда фургон поднялся на вершину
Минут через сорок им все-таки попался обоз из четырёх повозок и двух десятков тяжело навьюченных мулов. Подводы и возчики с охранниками выглядели гораздо беднее и непрезентабельнее чем те, которых они видели у брода.
А ещё примерно через час, когда дорога шла по заросшему бурьяном и низкорослым кустарником плоскогорью, далеко впереди показалась группа всадников. От скуки путешественница стала наблюдать за ними, иногда заглядывая за угол катившей впереди и закрывавшей впереди дорогу повозки актёров.
Сначала она смогла пересчитать верховых, потом разглядела у каждого из двенадцати длинное копьё с блестевшим на солнце наконечником.
Наличие именно этого оружия почему-то насторожило Нику.
— Кто это? — спросила она у рабыни.
Посмотрев в ту сторону, Риата равнодушно пожала плечами.
— Разбойники средь бела дня по дорогам не разъезжают, госпожа. Наверное, какие-нибудь наёмники или стражники, которые стерегут границу.
"Ага! — мысленно хмыкнула Ника. — Значит, пограничники здесь все-таки есть!"
Скоро стали различимы кожаные доспехи с металлическими пластинами, притороченные к сёдлам круглые щиты, островерхие шлемы и смуглые, неприветливые лица под ними.
Когда до фургона артистов оставалось не более двадцати шагов, передний всадник, пожилой, сурового вида дядька с всклокоченной седой бородой, грозно гаркнул, приказывая остановиться. А остальные кавалеристы, проехав вперёд, заняли позиции по обеим сторонам маленького каравана.
Вслед за Гу Менсином натянула поводья и явно испуганная Риата.
— Вылезайте из фургона! — последовала новая команда, после чего происходящее стало нравиться Нике ещё меньше.
Артисты вместе с жёнами и детьми послушно выбрались на дорогу.
— Кто такие? — грозным басом рявкнул седобородый всадник, сверху вниз глядя на униженно склонившегося в поклоне старшего урбы. — Что везёте?
— Ничего, о храбрый воин, — то ли искусно изображая страх, то ли действительно испугавшись, лепетал толстяк, не поднимая глаз. — Мы не торговцы, а достойные служители славы лучезарного Нолипа. Устраивали представления в городах Западного побережья, а теперь возвращаемся домой, радовать достойных жителей радланской Империи.
— Беглых рабов с собой не прихватили? — сдвинув к переносице густые, седые брови, командир кавалеристов буравил маленькими, злыми глазками начавшую лысеть макушку Гу Менсина.
— Что вы, храбрый господин! — всё так же глядя под ноги, всплеснул руками толстяк. — Мы честные артисты, ни никогда не нарушаем закон.
— Торкул, Дарган, проверить! — отрывисто скомандовал седобородый, и тут же двое кавалеристов спрыгнули с коней.
При этом, как с удивлением заметила путешественница, копьё осталось притороченным к седлу каким-то хитро заплетённым узлом.
Один из воинов, довольно грубо отшвырнув в сторону замешкавшегося Превия Стреха, полез в фургон, придерживая короткий, кривой меч, а второй рыкнул, удивлённо вскинув брови:
— Господина десятник приказал из фургона вылезти!
— А я не в фургоне, — спокойно возразила девушка.
Какое-то время собеседник молчал, сосредоточенно обдумывая услышанное и явно не понимая, что она имеет ввиду.
— Господин десятник сказал, чтобы все вышли из фургона, — пришла ему на помощь собеседница, выделяя последние слова. — Но я снаружи, а не в фургоне.
Видимо, подобный ряд логических рассуждений оказался слишком сложным для понимания и, не найдя что возразить, то ли Торкул, то ли Дарган, тяжело вскарабкавшись на приступок, с треском распахнул дверцу повозки.
— Я ничего не везу! — торопливо пояснила путешественница, с трудом сохраняя равновесие на узкой дощечке.
Вновь пропустив её слова мимо ушей, доблестный страж имперской границы, пригнувшись, забрался внутрь и, ворча, стал копаться в первой попавшейся корзине.
— Эй, господин воин! — вскричала раздражённая подобной наглостью Ника. — Чего вы ищите? Там ребёнок не спрячется, не то что взрослый раб.
— Молчи, дур! — сердито бросил кавалерист с сильнейшим акцентом. — Если жить хотеть!
— Сам заткнись! — не смогла удержаться девушка. — И оставь мои вещи…
Она могла бы сказать ещё много интересного, но сильная рука рабыни бесцеремонно зажала хозяйке рот.
— Тише, госпожа! — звенящим от ужаса голосом взмолилась Риата.
Разъярённая подобным вероломством, Ника вцепилась в смуглое, загорелое запястье, и с силой вывернув, освободилась от захвата. Охнув, невольница едва не упала, в последний момент умудрившись ухватиться за плечо госпожи, и взмолилась, чуть не плача:
— Потом меня накажете, а сейчас молчите во имя небожителей и всех богов Тарара!
Пока они препирались, воин отыскал в другой корзине кожаный цилиндр.
— Отдай сейчас же! — вскричала Ника, тут же позабыв обо всех предупреждениях Риаты.
Она попыталась вырвать футляр, но сильный мужчина без труда отпихнул её в сторону так, что теперь хозяйке пришлось хвататься за рабыню, чтобы не упасть.
Без труда откупорив плотно сидящую крышку, пограничник увидел папирусные свитки рекомендательных писем Румса Фарка. Видимо, ожидавший найти что-то более ценное, воин, глухо выругавшись на непонятном языке, швырнул кожаный цилиндр под ноги. Тут его жадный взгляд наткнулся на покрывало, небрежно брошенное поверх корзин.