Отважная лягушка
Шрифт:
— Вы уже сами наказали его, госпожа Юлиса! — тоже повысила голос собеседница. — А мы с господином Нумецием Маром с вас даже деньги за своего раба требовать не стали! Знаете, во сколько нам обошёлся Акав?
От подобной наглости путешественница замерла, беззвучно хватая ртом воздух и лихорадочно переводя русские выражения на радланский язык.
— Да мне какое дело?! — наконец выпалила она. — Я что должна была позволить ему себя украсть и опозорить славный род младших лотийских Юлисов?! Вот уж… нет вам! Да я любого убью, кто
Краем глаза Ника заметила, что зрителей вокруг заметно прибавилось, и многие из них одобрительно качали головами, слушая её гневный монолог. А вот Серения ещё сильнее разозлилась. Метавшие молнии глаза сузились, по побледневшим щекам ходили желваки.
— Теперь, когда подлый раб мёртв, вам больше ничего не угрожает, — заговорила она с ледяной вежливостью, хотя голос буквально звенел от еле сдерживаемого гнева. — Вы можете оставаться в гостинице столько, сколько захотите или покинуть сейчас же!
Разведя руками, хозяйка постоялого двора зло ощерилась.
— Только ваши спутники собираются здесь задержаться.
Под взглядом собеседниц Приния, опустив глаза, негромко пробормотала:
— Муж сказал, что господин дитрибун разрешил нам дать несколько представлений.
— Одна поедете, госпожа Юлиса? — с торжествующей издёвкой усмехнулась Серения.
— Я знаю, как рискованно путешествовать в одиночку, — медленно проговорила девушка. — Но не уверена, что мне будет безопасно здесь.
И заметив, как вздрогнула владелица заведения, пояснила. — Что если у Акава есть приятели, и они опять захотят меня украсть?
Женщина заметно расслабилась.
— Успокойтесь, госпожа Юлиса. Будь похитителей несколько, вам бы от них не отбиться. Акав понадеялся на свою силу, но понятия не имел, что вы носите с собой оружие.
— Вы не можете знать этого наверняка, госпожа Серения, — с сомнением покачала головой Ника.
— Муж прислал двух вооружённых легионеров! — выпалила собеседница. — Теперь никто не посмеет обидеть моих постояльцев!
Девушка сообразила, что эта речь адресована не столько ей, сколько набежавшей толпе зевак, поэтому решила ещё немного надавить:
— Вы готовы поклясться именем бессмертных богов, что здесь со мной ничего не случится?
— Клянусь Ноной, Цитией и Семрегом, что в моей гостинице никто не причинит вам зла! — после секундного замешательства провозгласила женщина.
Ника давно никому не верила на слово. Но всё-таки обещание, освящённое именами богов, да ещё данное в присутствии стольких свидетелей, как говорится, внушали осторожный оптимизм. Подавляющая часть местных относилась к небожителям с большим почтением, и теперь, если с ней что-то случится на постоялом дворе, соседи могут заподозрить Серению в святотатстве, а это неизбежно скажется на бизнесе.
Несмотря на занятость, хозяйка лично проводила постоялицу в обеденный зал, приказала принести лепёшек, вина, мёда. Не отказалась выпить с ней из одного кувшина. То есть, на первый взгляд, делала всё, чтобы сгладить неприятное впечатление от вчерашнего досадного происшествия. Вот только глаза по-прежнему оставались холодными, как у рыбы, что не давало путешественнице расслабиться, заставляя держаться настороже.
Хорошенько запомнив, что безопасность ей обещана только в пределах постоялого двора, девушка отказалась от прогулок по раскинувшемуся вокруг лагеря городку. Вернувшись в комнату, она отправила Риату на базар с приказом закупить вина и продуктов. Ни есть, ни пить в заведении Серении Ника не собиралась.
Проводив рабыню, путешественница попробовала заняться отработкой ударов, но помешала боль в плече, где кулак Акава оставил здоровенный синяк. Тогда она взялась за растяжки.
Ближе к вечеру пришёл Гу Менсин пригласить спутницу посмотреть на представление, которое урба устраивает прямо в лагере.
— Мы покажем комедию Днипа Виктаса Однума "Путаница", — соловьём разливался старый актёр. — Иные ценители театра утверждают, будто эту пьесу молодым девушкам смотреть не стоит, но все признают, что она очень смешная. Приходите, будет весело, клянусь Нолипом!
— К сожалению, не могу, — со вздохом покачала головой Ника. — Госпожа Серения поклялась, что со мной ничего не случится только на постоялом дворе, а о лагере речи не было.
— Как так? — встрепенулся толстяк.
Собеседница поведала ему о том, что на самом деле произошло вчера вечером: о предательской роли конопатого раба, о странном состоянии, вызванном, очевидно, каким-то сонным зельем.
Выслушав её, Гу Менсин мрачно пробормотал:
— Теперь всё понятно.
— Что понятно? — насторожилась путешественница.
— Когда рабы тащили мимо тело Акава, я заметил, что у него в крови живот, а ещё одна рана на груди — как раз напротив сердца.
— Это не я, — заверила Ника. — Он меня за плечи обнял, да ещё и тряпка мешала. Никак я не могла ему в грудь попасть.
— Его добил Хорь, — уверенно заявил старший убры и в ответ на недоуменный взгляд собеседницы пояснил. — Ну, тот конопатый парнишка-раб, о котором вы говорили. Там проход в забор упирается. Через него он и удрал. А Акав, видно, сам перелезть не смог. Хорь услышал, что люди собираются, и ткнул его в сердце, чтобы лишнего не наболтал, пока жив.
Артист усмехнулся.
— То-то его нигде не видно. Наверное, хозяйка куда-то спрятала, пока мы здесь.
— Я боюсь, господин Гу Менсин, — нахмурилась девушка. — И хочу уехать отсюда как можно скорее. Вдруг Серения ещё что-нибудь придумает?
— Но, мы уже договорились с дитрибуном! — страдальчески скривился толстяк. — Я же не могу вот так его обмануть? Вы не знаете, какие эти военные обидчивые?! Он же может за нами целую сотню легионеров послать!
"Да кому ты нужен!" — рассердилась про себя путешественница.