Отважное сердце
Шрифт:
– Эджин, а как у вас наказывают шпионов? Хоть это-то можешь ты мне сказать?
Кентавр улыбнулся:
– Мы – народ добродушный. И редко приговариваем кого-либо к казни. – Затем он нахмурился: – Говорят, что со шпионами поступают так: их подвешивают за ноги и вниз головой окунают в воду. Пока они не захлебнутся…
«Хорошая, однако, перспектива ждет меня!» – мрачно подумал я.
– Эджин, скажи, а несовершеннолетних тоже казнят? кентавр кивнул.
– Насколько мне известно, да. но понимаешь, я никогда не видел ни одного шпиона – ни молодого, ни старого…
Я продолжал гнуть
– А вот если кто-либо шпионил не по своей воле? Если он стал шпионом только потому, что иначе ему угрожала бы смерть?
– Но, мой маленький друг, я уже сказал тебе, что ни разу не видел ни одного шпиона. А тем более, приговоренного к смертной казни.
– Но ведь тебе, наверное, рассказывали, как судят шпионов. Вот, Эджин, предположим: кого-то обвиняют в шпионаже, а он дает честное слово, что никогда-никогда не будет больше шпионить. Что тогда?
– Думаю, что если ты дашь честное слово больше никогда не шпионить, тебя простят. Тебя попросят рассказать обо всем чистую правду. Всю, без утайки. Но таким образом, ты предашь своих друзей. – С минуту он, наклонив голову, молчал. – Конечно, если эти двое – твои друзья.
«Эти двое?! Мои друзья?»
Я постарался сделать вид, то ничуть не удивлен. Наклонился, сорвал травинку. Помолчал – может быть, Эджин сам что-нибудь скажет еще. Но кентавр тоже молчал.
– Значит, вы схватили всех нас? Я имею в виду – всех троих? – я говорил медленно, вглядываясь в лицо кентавра.
– Нет, только двоих: тебя и рыцаря, твоего хозяина. Ничего не скажешь: он – храбрый. – Эджин улыбнулся. – Думаю, с таким даже приятно сразиться! – Затем он снова нахмурился.
– А третьего схватить нам не удалось. Мы его видели у самого замка, на дороге. Там мы не рискнули его схватить. Мы пошли вслед за вами, все ждали, когда он присоединится к вам. Но он исчез, словно в воду канул…
Эджин замолчал.
– Но зачем мы, люди, были нужны вам, кентаврам?
– Нам нужны были рыцарские доспехи. Мы не знали, где они. И поэтому мы все время следили за вами – надеялись, что сможем выведать, где спрятаны доспехи. А тут на вас напали крестьяне. Мы не могли больше ждать. И вынуждены были взять вас в плен и обыскать вас и ваших лошадей.
Кентавры видели кого-то у самого замка.
Значит, кто-то действительно шел за нами все время по пятам…
Я вспомнил Скорпиона. Без сомнения, это был только он. Больше некому.
О, он вездесущ. И он может принять любой облик.
Может быть, он и сейчас где-нибудь рядом?
Ну, предположим, я смогу убежать от кентавров. И что дальше? От Скорпиона-то скрыться потруднее, чем от простодушных кентавров – если вообще возможно…
Я готов был уже сказать Эджину: послушай, я даю тебе кучу денег и ползамка в придачу, но только ради всего святого отвези меня домой, к отцу. Пусть он меня снова посадит в сырую темницу! Там, конечно, невесело и неуютно, но там, по крайней мере, нет скорпионов.
Да, я уже открыл рот, чтобы все это сказать, и тут на поляне, в сопровождении доброй дюжины кентавров, появился мой хозяин – сэр Баярд.
О, действительно, взять в плен сэра Баярда кентаврам было нелегко. У одного из них была перевязана рука, у другого – нога, у третьего разбит нос,
Правда, и сам сэр Баярд выглядел не лучше: левая рука и лицо в крови. Руки его были крепко-накрепко связаны толстой веревкой.
Один из кентавров с силой толкнул рыцаря в спину, и он упал на траву.
С трудом, печально улыбаясь, мой хозяин поднялся на ноги.
Кентавры окружили нас обоих.
– Здесь и сейчас, соламнийцы, вы будете держать ответ за свое поведение! – торжественно провозгласил кентавр с темной, словно кора кипариса, кожей. Он был стар и седовлас. Несомненно он был вожаком кентавров.
Сэра Баярда снова толкнули в спину. Он выпрямился в полный рост и посмотрел вожаку прямо в глаза.
– Мне свое поведение объяснить легко. Вы напали на меня – без какого-либо предупреждения и, полагаю, без какой-либо причины. Во всяком случае, мы не давали вам никакого повода для нападения. Что же должен был делать я? Несомненно, одно – защищаться. И в этом, надеюсь, вы со мной охотно согласитесь. Так в чем же моя вина? В том, что прежде, чем начать бой, я не поприветствовал напавших на меня? Но ведь мы были не на рыцарском турнире.
Мне показалось: старый кентавр улыбнулся. И спросил:
– Вы действительно – соламнийский рыцарь? Так? И вы сохраняете верность законам рыцарей Соламнии?
О, я многое бы отдал сейчас за то, чтобы сэр Баярд слукавил, но он ответил гордо и прямо:
– Сохраняю? Нет, я их провозглашаю! Что бы вам ни говорили о рыцарях, что бы вы о них не думали, рыцарские ордена и поныне основываются на принципах благородства. Так было раньше, так есть сейчас, в нынешнее время, когда все остальные не признают никаких принципов! – Затем он обернулся ко мне и прошипел: – прекрати толкать меня локтем, Гален!
Вожак взглянул на меня – его зеленые глаза сверкнули, словно изумруды, – и снова обратился к сэру Баярду:
– А доспехи?
– Доспехи принадлежат мне. – Рыцарь помолчал, а потом добавил: – Несколько дней назад они у меня были украдены и кто-то, облачившись в них, совершал гнусные преступления. Разве я должен нести ответ за чужие грехи? Кроме того, я сам поймал вора, укравшего у меня доспехи.
Он замолчал, ожидая, что скажет старый кентавр. А тот сказал:
– Сэр, может быть, то, что вы говорите, и действительно правда. Не знаю. Но я сам, своими собственными глазами, видел ваши преступные действия против кентавров. И сейчас вижу, как вы их изуродовали. А если вы взываете к снисходительности, то вам лучше обратиться к сатирам.
Сатиры?
Рыцарь посмотрел на кентавра, а потом на меня с недоумением.
Я молча пожал плечами. Что за сатиры? Откуда?
Вожак, видя наше недоумение, не преминул объяснить:
– Сатиры – это козлоногие люди. Или иначе: люди-козлы.
Кентавры, в знак согласия, дружно закивали головами.
Сэр Баярд помолчал, вспоминая: слышал ли он что-либо раньше о сатирах, – а затем сказал:
– Клянусь вам, я не знаю никаких сатиров. Я и слово-то такое слышу впервые, поверьте мне. Клянусь вам, что я никогда не замышлял ничего худого против вас и вашего народа. Я не поднимал руку ни на одного из вас, до той минуты, пока вы сами не напали на меня.