Отважное сердце
Шрифт:
Когда стих перезвон кафедральных колоколов, Адам направил коня вверх по улице к грозным стенам замка, возвышавшегося над городом. На его башенках развевались стяги, цветистые и аляповатые на фоне безупречно-безмятежного неба. Один из них, кроваво-красный флаг с тремя золотыми львами, привлек внимание Адама, когда тот подъезжал к воротам. Но тут стражники в хорошо подогнанных кожаных акетонах [27] и цветных штанах начали задавать ему вопросы, кто он таков и куда направляется, и он отвлекся от бездумного созерцания. Спешившись, Адам извлек свиток пергамента из сумки, притороченной к его седлу, кожа которой промокла и истрепалась от долгих странствий по Франции. Пока один из стражников рассматривал печать, приложенную к свитку, другой расспрашивал всадника. Поскольку его ответы их вполне удовлетворили, оба отступили в сторону, давая ему возможность пройти
27
Акетон — кожаная мужская куртка, надевавшаяся под латы.
Хотя было еще рано, двор кишел слугами и королевскими чиновниками. Строгая элегантность зданий и кричащее богатство нарядов мужчин и женщин, попадавшихся Адаму на пути, казались ему глотком живительного воздуха после долгой зимы, проведенной в Эдинбурге, где он застрял на проклятой черной горе в обществе белолицых скоттов. Видя, как слуги разворачивают полотнища разноцветных флагов и крепят их к стенам зданий, он вдруг с удивлением сообразил, что близится праздник Мессы Христовой. [28] Воздух, который становился все мягче и теплее по мере того, как он продвигался на юг, заставил его поверить в скорый приход весны. Мимо важно прошествовала девчушка с каштановыми кудряшками, хворостинкой подгоняя трех толстых гусей. Адам позволил себе на минутку отвлечься, созерцая упругую округлость ее молоденьких ягодиц, прежде чем направиться на конюшню. Поручив своего иноходца заботам грума, он зашагал к башне в западной части замка, над которой развивался алый стяг с тремя львами.
28
Современное Рождество.
У входа в башню его встретили новые стражники и новые вопросы, но, в конце концов, его провели по винтовой лестнице в небольшую комнатку, в которой аромат благовоний безуспешно соперничал с запахами свежей краски. Он ждал, пока сопровождавший его паж постучит в дверь. Она отворилась, и Адам заметил еще одного слугу, когда его проводник проскользнул внутрь. Подойдя к единственному в комнате окну, он стал смотреть сквозь мозаичное стекло, искажавшее панораму города внизу. Дверь вновь отворилась, и он обернулся к ней в ожидании, но вышедший оттуда паж прошествовал мимо, не проронив ни слова. Адам прислонился к стене, поскольку мебели в комнате не было, если не считать гобелена с изображением группы молодых рыцарей с кроваво-красными щитами, украшенными символом, который был знаком Адаму ничуть не хуже родового фамильного герба: вставшим на дыбы золотым огнедышащим драконом.
Спустя некоторое время дверь распахнулась вновь, и стоявший за нею мужчина знаком предложил Адаму войти. Комната была залита лучами утреннего солнца, вливавшимися в высокие стрельчатые окна. Адаму понадобилось несколько мгновений, чтобы после сумрака глаза его привыкли к яркому свету, и только тогда он заметил, что у стола, заваленного свитками пергамента, стоит человек. Рост его намного превышал шесть футов, и он показался Адаму самым высоким мужчиной из тех, кого он когда-либо видел. Волосы его, в которых посверкивали серебряные нити, ниспадали на плечи и были подкручены на кончиках, как того требовала последняя мода, но его полотняное одеяние, выкрашенное в строгий синий цвет, выглядело простым и естественным, в отличие от вычурных полосатых шелковых нарядов, которыми щеголяли его придворные. Оно чудесным образом подчеркивало атлетическую фигуру мужчины, перехваченную на талии кожаным поясом, расшитым серебром. Лицо его было аскетически строгим и чистым, обрамленным аккуратной пепельно-седой бородкой, в которой прятался неулыбчивый рот. И только по пристальному взгляду пронзительных серых глаз можно было угадать его мысли, да и то только потому, что в них светилось нетерпение. Одно веко казалось тяжелее другого, оставаясь единственным изъяном на безупречном в остальном лице. Но сегодня это сильнее бросалось в глаза, отметил про себя Адам, чем двадцать четыре года тому, когда они встретились в первый раз и когда стоявший перед ним мужчина был всего лишь полным сил молодым лордом в изгнании. Теперь, в возрасте почти пятидесяти лет, перед ним стоял король Англии, герцог Гасконский, повелитель Ирландии и покоритель Уэльса.
— Милорд, — низким поклоном приветствовал его Адам.
Король устремил взгляд своих пронзительных глаз на пажа у двери.
— Оставь меня.
Паж вышел из комнаты, и Адам заметил картину, нарисованную на дальней стене. Когда он в последний раз входил в эту спальню, ее здесь не было. На ней тоже были изображены рыцари с драконами на щитах, но на сей раз они сгрудились вокруг человека с золотым обручем на голове, сидевшего на каменном троне. В одной руке он держал меч со сломанным лезвием, а в другой — изящный золотой скипетр. Под фреской примостился изящный резной аналой. [29] Адам заметил, что на нем лежит толстый фолиант в кожаном переплете. Он разглядел даже тисненые золотом буквы на его обложке. Адам никогда не видел этой книги раньше, но знал, что она собой представляет.
29
Аналой — подставка, пюпитр для книг, чаще всего — богослужебных.
— Я ожидал вас раньше.
Адам встряхнулся, когда голос Эдуарда ворвался в его мысли.
— Роды королевы состоялись позже ожидаемого срока, милорд.
— Полагаю, вы вполне закончили свое дело?
В голосе Эдуарда, обычно спокойном и уравновешенном, читалось плохо скрытое волнение. Еще более необычной казалась тревога в его взгляде. Он даже подался вперед, опершись о стол ладонями с выступившими на них прожилками вен.
— Господь сделал за нас всю работу. Ребенок умер еще в утробе.
Эдуард выпрямился.
— Хорошо, — после короткой паузы промолвил он. — Очень хорошо. — Опустившись на стул с высокой спинкой, он уставился на своего гостя, и взгляд его стал колючим и обвиняющим. — Дело следовало закончить много месяцев тому, еще до того, как королева понесла.
В груди у Адама вспыхнула ярость, но он постарался ничем не выдать ее. Он заслуживал похвалы Эдуарда, но никак не его упреков. И впрямь, беременность королевы стала неожиданной помехой, но ведь и убить короля тоже оказалось нелегко. Если бы речь шла о простом убийстве на расстоянии, стрелой в горло, Адам управился бы намного раньше, до того, как королева зачала ребенка. Но Эдуард настоял на том, что смерть должна выглядеть результатом несчастного случая, поэтому Адаму пришлось отправиться на север Шотландии в кортеже невесты Александра, став еще одним безликим слугой среди множества прочих.
Яд, о чем он подумал почти сразу, пришлось исключить бесповоротно. Он не мог подобраться к кухням незамеченным и, кроме того, у короля были слуги, которые пробовали блюда перед подачей их на стол. Все функции при дворе короля выполнялись особыми слугами, и они ревностно охраняли их. И только через несколько недель Адам сумел найти выход из положения, после того как проехался по предательской и опасной прибрежной тропе между Эдинбургом и Кингхорном. Но даже после выбора места понадобилось время на то, чтобы осуществить задуманное. Ему удалось втереться в доверие к королеве, и теперь оставалось только ждать удобного случая, который, наконец, и представился в виде престольного празднества. Король непременно будет пить, так что с ним будет легче справиться, если дело дойдет до этого, а весенние приливы и шторма сделают тропу по прибрежным скалам единственным доступным маршрутом. Единственное, что ему оставалось, — это убедить молодую королеву послать его к королю, дабы привести того в ее опочивальню, решив, тем самым, судьбу ее супруга под самым благовидным предлогом. Ну, а сделать так, чтобы верный слуга короля не смог сопровождать его, было уже легче легкого, так что Александру пришлось довольствоваться этим тупым ослом Брайсом. Буря оказалась подарком судьбы, который Адам не мог предвидеть, хотя поэтическое предсказание Судного дня не осталось им незамеченным.
— Тем не менее, — заявил Эдуард, выпуская Адама из плена своего тяжелого взгляда, — что сделано, то сделано.
Когда король принялся перебирать документы у себя на столе и вынул один из стопки, Адам заметил большую печать, приложенную к его низу. Он уже видел такие раньше. Это была печать папской курии в Риме.
— У меня есть разрешение Его Святейшества, — сообщил Эдуард, прихлопывая письмо к столу ладонью. — Окончательным решением вопроса я займусь после того, как вернусь в Англию. Но сейчас у меня есть более срочные дела. Король Филипп отчаянно пытается завладеть моими землями в Гаскони. Моему юному кузену не доставляет удовольствия осознание того факта, что в герцогстве я располагаю большей властью, чем он. Полагаю, это заставляет его нервничать. — При этих словах в глазах Эдуарда промелькнуло удовлетворение.
— Но можете ли вы ждать так долго, милорд? После смерти короля в Шотландии началась великая смута. Род Брюсов поднял оружие на Баллиолов, обвинив в заговоре по захвату трона.
— Брюсы меня не заботят. Граф Каррик уже прислал мне сообщение, уверяя, что поддержит любое решение, которое я приму относительно будущего королевства. Он поступит так, как я скажу. Что же до остальных шотландских лордов, то я разошлю им официальные послания, в которых повелю следовать решениям Совета хранителей до тех пор, пока ребенка не привезут из Норвегии.