Отважные(изд.1961)
Шрифт:
С первых же дней Еременко невзлюбил «актера», как он называл Юренева. А почему, сам не мог объяснить. Может быть, потому, что Юренев держался с ним сухо и даже высокомерно. Так получилось, что два человека, с которыми был дружен Алексей, относились друг к другу недоверчиво.
Когда начало смеркаться, хаты заперли. Пленные лежали прямо на холодном полу, подстелив охапки прошлогодней соломы. Затопить печи им не разрешили.
Алексей прикрылся шинелью. Он лежал и думал о Коле. Где-то сейчас его мальчик – единственное,
Была уже глухая ночь, когда кто-то осторожно дотронулся до плеча Алексея.
– Кто это? Что тебе? – открыв глаза, тревожно спросил он.
– Тише, – услышал он шепот, – это я...
Алексей узнал голос Юренева.
– Ну что?..
– Нам надо поговорить. О важном деле. Сейчас...
На окно навалилась непроглядная темень. Рядом тяжело храпели и стонали во сне измученные люди. У порога кто-то бредил и звал к себе неведомую Анну...
Алексей придвинулся поближе к Юреневу, но тот потянул его за рукав:
– Выйдем в сени...
Стараясь не наступить на лежащих, Алексей вслед за Юреневым с большим трудом добрался до порога. В сенях его охватил ночной холод, сжал плечи, забрался под гимнастерку и ледяной лапой лег на грудь.
– Сюда, – позвал Юренев из дальнего угла. – Прикрой дверь!..
Алексей ощупью нашел Юренева. Под его ногой скрипнула половица.
– Тише! – прошептал Юренев и прислушался.
На дороге перед домом разговаривали немецкие часовые. Вдалеке завывала покинутая хозяевами собака. Боец, лежавший у порога за дверью, по-прежнему звал Анну.
– У меня есть план, как бежать отсюда, – быстро зашептал Юренев. – Ты слышишь?.. – Алексей кивнул головой, и Юренев продолжал: – Ты должен повлиять на людей... Нас используют здесь на работах. Мы обезоружим конвойных. Не в лагере, конечно, а там, в поле...
Алексей почти оглох от жаркого шепота. Половины слов он не разобрал. Юренев шептал сбивчиво, истерично.
– Давай думать, – сказал Алексей, когда Юренев замолк. – Это дело серьезное.
– Долго думать нельзя! Нас могут распределить по разным группам.
– А бежать без подготовки – все равно что пулю себе в лоб пустить. Нас всех перебьют!
– Что же делать? Ждать?
– Осмотреться, по крайней мере.
Юренев помолчал, сжавшись в темноте.
– Зря тянешь ты, Охотников, – зло сказал он. – Не чувствую в тебе горения.
– Не говори глупости, Миша! – ответил Алексей.– Мне жить хочется не меньше, чем тебе. – Он в темноте нашел его руку и пожал ее.– Успокойся! Будь осторожен! Об этом пока ни с кем ни слова...
По дороге, стуча сапогами, проходил дозор.
Они вернулись на свои места. Разговор с Юреневым взволновал Алексея. Хорошо, что рядом такие смелые люди, как Михаил. Он нетерпелив, но лучше действовать, чем медленно умирать, с каждым днем, с каждым часом теряя надежду на спасение...
На расстоянии протянутой руки от него лежал Юренев и улыбался, смотрел в окно, за которым ему уже мерещился рассвет. Он будет ждать! У него хватит терпения! А потом всех расстреляют, и свидетелей не останется. И тогда он потребует, чтобы Курт Мейер выполнил свои обязательства. Да, близок день, когда он начнет новую жизнь!..
Юренев тихо засмеялся. Алексей услышал этот смех, но решил, что Михаил смеется во сне...
Глава двадцать первая
В ПУТИ
На рассвете из партизанского лагеря вышли два крестьянских мальчика. Один из них, высокий, крепкий, со светлыми озорными глазами, которые невольно привлекали внимание к его загорелому открытому лицу, был одет в домотканую синюю рубашку, подпоясанную тонким кожаным ремешком, и в черные, обтрепанные снизу штаны. Старые, латаные-перелатанные и потерявшие уже свой первоначальный цвет ботинки были надеты на портянки. За плечами у мальчика висела тощая котомка с хлебом.
Рядом вперевалку шагал коренастый толстячок, одежда которого была не лучше, чем у товарища. Только поверх рубашки был наброшен старый пиджачок с заплатами на рукавах да на ногах не ботинки, а стоптанные кирзовые сапоги. У него также за плечами был мешок с хлебом. У обоих мальчиков серыми блинами лежали на головах кепки.
Ребята молча шли по тропинке. Только что они были среди близких им людей, выслушивали теплые, ободряющие слова, запоминали советы, а теперь остались наедине со своими думами и тревогами.
Со многих деревьев листья уже опали. А те, что еще сопротивлялись порывам ветра, стали багряными, ярко-желтыми; издали они казались сделанными из меди. Лес глухо шумел. Под ногами с хрустом ломались сухие ветки.
– Мальчики!
Оба невольно вздрогнули и остановились. На повороте тропинки стояла Мая. В военной гимнастерке и синей юбке, с подобранными на затылке в пучок волосами, она выглядела старше своих лет.
– Чего тебе? – сурово спросил Коля.
Мая протянула ребятам небольшой сверток:
– Возьмите!
Витя взял сверток в руки и стал с любопытством его разглядывать.
– Что здесь? – спросил он.
– Сахар, – ответила Мая.
– Верни! Слышишь? – строго приказал Коля. – Откуда сейчас у крестьянских ребят возьмется сахар?
Витя вздохнул и с сожалением вернул сверток.
– Да вы хоть по кусочку возьмите! – взмолилась Мая. – Ну хоть по одному!
Витя просяще взглянул на Колю, и тот неохотно согласился
– Ну, по одному, пожалуй, можно. Давай!..