Отважные(изд.1961)
Шрифт:
Гитлеровец шагнул к машине и стал яростно кричать на старосту, тыча пальцем в сторону Коли:
– Партизан!.. Коров!.. – Он вскинул руки кверху.– Бандит!.. Цвай юнген! Дохлый коров!..
Староста наконец понял, в чем дело. Солдат, видно, опознал одного из тех, кто привел корову на станцию. Так вот какая птица неожиданно попалась в руки! Он выбьет из этого мальчишки все необходимые сведения и сам доставит его в город, в гестапо.
Староста выскочил из машины, припадая на левую ногу, подбежал к Коле и схватил его.
Коля рванулся и укусил старосту за руку, тот охнул, но его не выпустил. Через минуту,
– Вот щенок! – ругался староста, тряся укушенную руку. – Погоди! Ты у меня узнаешь, с чем редьку едят...
Коля молчал. Тонкие ремни, которыми он был связан, впились в тело. Он не представлял себе, что способен терпеть такую боль. Бывало, поцарапает себе коленку и бежит домой, чтобы залить царапину йодом. А когда йод начинал щипать, он кричал, это казалось ему невыносимым. А сейчас он терпел. Терпел и молчал...
Машина проехала немного и остановилась. Староста, автоматчик и полицаи вышли из нее и стали осматривать то, что осталось от «Круппа», груза и солдат, а шофер закурил и привалился к спинке сиденья. Его дело возить. Да и надо кому-то сторожить задержанного партизана. Шофер курил, одним глазом поглядывая через спинку сиденья на мальчика.
Может быть, где-нибудь в Германии и у него остался такой же сынишка. Шофер хмурился, жевал сигарету и вздыхал.
Автоматчик и полицаи перетащили трупы убитых на обочину дороги и сложили их рядом. Староста ковылял от одного ящика к другому. Он был очень раздосадован. Ничего интересного! Были бы консервы, а то гранаты. Черт бы их побрал! Супа из них не сваришь...
Несмотря на острую боль, Коля приподнялся и привалился к сиденью. Отсюда ему были хорошо видны и разбитая машина, и кусты, в которых притаился Витя. «Что же он медлит? – с тоской думал Коля. – Забросал бы их гранатами!.. Ни один не ушел бы!.. Наверное, боится попасть в меня!..»
Коле хотелось крикнуть: «Витя, кидай!» – но он побоялся: а вдруг Витя замешкается, и тогда они погибнут оба.
Может быть, Витя и прав. Зачем рисковать? Он даже и не имеет на это права. Кто же тогда вернется назад к партизанам и доложит Колеснику обо всем, что случилось? Если Колесник будет знать, что их постигла неудача, он пошлет кого-нибудь другого. Теперь отец уже никогда больше не увидит своего Колю!..
Тяжелый взрыв раздался совсем рядом. Закричав, повалились полицаи. Автоматчик и староста кинулись в разные стороны. Шофер ошалело схватился за баранку, и, не соображая, что делает, дал задний ход. Это спасло его при втором взрыве, который сразил бросившегося к кустам автоматчика.
Коля рванулся изо всех сил, перевалился через борт и упал на землю. Он беспомощно бился, стараясь освободиться от ремней...
Шофер что-то растерянно бормотал. Вдруг к машине подбежал староста. Одним махом он бросил Колю на заднее сиденье, прыгнул в кабину, хлопнул дверцей, и машина, круто развернувшись, помчалась к деревне.
Староста ругался всю дорогу. Он не понимал, что произошло. Откуда летели гранаты? Шофер, не знавший почти ни одного русского слова, пытался ему что-то объяснить. Он, наверное, видел...
«Вот вам, вот вам!» – мстительно думал Коля. Он приготовился к самому худшему, но был рад, что не ошибся в Вите. Недаром говорят, что только в испытаниях проверяется подлинная дружба!
Глава двадцать вторая
ВИТЯ ДЕЙСТВУЕТ
Витя забрался в самую гущу кустов и примостился в неглубокой яме. Над ним тихо шелестели поредевшие ветви; каждый порыв ветра срывал с них листья, и они падали на шею и руки мальчика, словно стремясь прикрыть его, уберечь от опасности.
Опершись на локти, Витя напряженно наблюдал, как медленно бредет навстречу быстро мчащемуся автомобилю Коля. «Зачем он пошел? – вдруг в отчаянии подумал Витя. – Пересидели бы вместе как-нибудь!..» Ему захотелось выскочить и позвать, но было уже поздно: машина затормозила рядом с Колей.
Всё, что он затем увидел – сильный удар солдата, сбивший Колю с ног, короткая и неравная борьба Коли с толстым хромым мужчиной, – потрясло Витю. Не зная, что делать, он заметался на месте. Всегда нерешительный, сейчас он готов был не раздумывая броситься туда, к Коле.
В то же время Витя понимал: один неудачный шаг – и они оба погибли. Нужно что-то придумать! И взрослому, опытному бойцу решить эту задачу было бы трудно, а Вите приходилось принимать свое первое, такое ответственное решение без посторонней помощи.
Он всегда с большой охотой подчинялся тому, кто вел его за собой. Это избавляло его от необходимости отвечать за свои поступки. Так с самого детства воспитывали его в семье. Его отец умер, когда Вите не исполнилось и трех лет, а мать не давала ему ни о чем заботиться, не разрешала дома даже гвоздя в стенку вбить, – сама работала, и вела хозяйство, и обслуживала сына. «Учись, сынок, – говорила она, – это твоя главная работа»...
Витя лихорадочно следил за высоким немецким солдатом с автоматом на ремне, который шагал впереди, на что-то сердито указывая хромому толстяку в пиджаке. Когда они подошли поближе, толстяк махнул рукой полицаям, и они осмотрели грузовик с разных сторон.
Теперь Витя сосчитал противников: три полицая, солдат и дядька в пиджаке – это пять; шофер, оставшийся в машине, – шесть... Немало!.. И все вооружены!..
Витя ползал между кустами из стороны в сторону. Он видел, как полицаи перетаскивают ящики, складывают в ряд на обочине убитых... Вдруг его рука задела вещевой мешок, о котором он в смятении совершенно забыл. Под тонким брезентом легко прощупалась «чернильница». У Вити округлились глаза. Взять гранату и метнуть ее в живых людей!.. Страшно!.. Он взглянул налево и увидел, как над краем кузова замаячило едва различимое лицо Коли. И вдруг Витю словно что-то кольнуло в грудь. «Ведь они его убьют!..»
Он вытащил из мешка гранату, подержал ее в нерешительности, а потом вдруг отчаянным движением повернул дужку. Граната зашипела, и он, ничего не помня, желая лишь избавиться от нее, изо всех сил метнул ее на дорогу. А сам упал ничком в траву и закрыл глаза, чтобы ничего не видеть.
Взрыв потряс землю. На дороге закричали. Витя слышал крики, но ему было так страшно, что он не решался поднять голову и посмотреть. Он лежал ничком минуту, а может быть, и гораздо больше. Наконец открыл глаза. Над ним, почти касаясь щеки, висел большой желтый лист с мелкими прожилками, по нему медленно полз черный муравей...