Отважные(изд.1965)
Шрифт:
— Ожги его! Дери его, чертова сына, как сидорову козу!.. Тащи в процедурную!..
Харитонов взял Колю за плечо.
— Пойдем, пойдем! — сказал он; на пороге обернулся: — Сколько ему?
— Пятнадцать!..
Харитонов критическим взглядом оглядел Колю и покачал головой:
— Не выдержит, Серафим Тимофеевич. Помрет. Больше восьми никак нельзя… Так по шкале положено!..
— Ладно! Ты мне свои инструкции не тычь! Помрет — туда ему и дорога…
Харитонов вывел Колю во двор и повернул к небольшой баньке,
Около двери Харитонов оглянулся и тихо сказал:
— Вот что, сынок! Бить я тебя не буду, а ты погромче кричи. Погромче!.. Пусть староста слышит…
Вдруг вблизи, за забором, раздались выстрелы. Один, другой!.. Совсем близко — третий…
— Что такое? — Харитонов остановился. — Никак, нападение!.. Ложись, ложись ты! Не то пулей заденет! — и бросился к стене сарая, увлекая за собой Колю.
Внезапно в ворота вбежал человек и метнулся к дому.
— Тревога! — закричал он срывающимся голосом. — Тревога! Партизаны!.. Скорее сюда! Они здесь!..
Полицай, уже взбежавший на крыльцо, обернулся и выстрелил.
Коля дернулся, стараясь вырваться из рук Харитонова, но тот еще крепче прижал его к бревенчатой стене.
— Да лежи ты, дурак! — проговорил он. — Убьют ни за что!.. Сейчас я пойду, а то свои же и прихлопнут!..
Но Коля тут же вырвался из крепко державших его рук и бросился к воротам. Около головы свистнула пуля.
— Коля! — окликнули его из-за дерева.
Коля узнал бы этот голос из тысячи:
— Федя! Феденька!..
— Скорее ложись! — скомандовал Куликов.
Кто-то бежал вслед за ними. Коля оглянулся — это был Харитонов, он медленно шел в своих тяжелых сапогах, хрипло дыша. Куликов вскинул винтовку.
— Не стреляй! — крикнул Харитонов. — Я свой!.. Веди к начальнику!
Из глубины двора кто-то выстрелил.
— Полицаи в этом доме? — спросил Куликов.
— Здесь! — ответил Харитонов.
— И староста?
— Гордеев?.. Тоже тут.
Со всех сторон стреляли. Куликов бросился вперед, к партизанам, которые все теснее окружали дом. Издалека послышался его зычный крик: «Сдавайтесь!» Опять прогремели выстрелы. Затем тяжко ухнула разорвавшаяся граната, и снова забили короткие автоматные очереди. Кто-то истошно закричал. Потом все смолкло.
Коля и Харитонов пошли по дороге, туда, где мерещилось какое-то расплывчатое пятно. По мере того как они приближались, пятно все увеличивалось.
Подойдя ближе, они увидели подводу, груженную кладью, лошадей и рядом с ними Егорова.
— Егоров! — окликнул Коля.
Старый артиллерист обернулся:
— Кто это?
— Я, Коля!..
— Ух ты! — воскликнул Егоров. — Жив?..
— Жив!
— Витьку благодари, это он нас разыскал!.. — И, набрав в легкие воздуха, Егоров крикнул: — Ви-и-тя!
— А где Геннадий Андреевич? — спросил Коля. — Я к нему одного человека привел.
— В деревне. Руководит операцией.
Пришедших окружили партизаны, оставленные в резерве, и начали их расспрашивать. К старику отнеслись недоверчиво и тут же приставили часового, чтобы не сбежал до прихода Геннадия Андреевича.
Растолкав толпу, появился Витя. Он, видно, бежал, запыхался, тяжелый трофейный автомат оттягивал ему руки. Он бросился к Коле:
— Выручили тебя! Здорово, верно? Я Геннадия Андреевича разыскал. Говорю, ты погибаешь, торопиться надо! Он сюда, я — с ними. — Витя без передышки выпаливал одно слово за другим.
Он был очень рад, что все обошлось благополучно и что он, Витя, не растерялся и поступил так, как надо.
— Спасибо тебе, Витька! — сказал Коля.
Он так устал, что не мог ни о чем говорить. Это заметил Егоров. Он предложил Коле залезть на подводу и, чтобы ему было удобнее, переложил кули с мукой, накрыв их брезентом. Лежать на мешках было мягко и удобно. Егоров накинул на Колю свою шинель, и он быстро заснул каменным, без сновидений сном. Иногда сквозь сон он чувствовал, что его покачивает, словно телега движется и он едет…
Проснулся Коля от яркого дневного света. Открыл глаза и увидел, что по-прежнему лежит на подводе, а в разрыв облаков проглянуло солнце. Приподнялся и сел, сдвинув с груди шинель. Подвода стояла посреди какого-то двора. Распряженные кони жевали сено, разложенное на куче старых досок у забора. Тут же сидел Егоров; он зашивал разорванный рукав гимнастерки.
— Где мы, Егоров? — спросил Коля.
— В Стрижевцах.
— А мне казалось, что мы долго ехали. Сколько сейчас времени?
Егоров посмотрел куда-то на тучу, за которой уже не было видно солнца.
— Часов восемь. Ну что, навоевался? — спросил он.
— Навоевался, — весело сказал Коля.
— Досыта?
— Нет, с утра еще могу!.. А чего мы в Стрижевцах делаем?
— Геннадий Андреевич решил заночевать. Люди из сил выбились.
— А полицаи где? Староста?..
Егоров усмехнулся:
— Все твои полицаи вместе с их старостой уже где-нибудь в аду анкеты заполняют!..
— Убили?
— Ни один не ушел, кроме твоего старика. Он, оказывается, Геннадию Андреевичу приятель!..
— А у нас кто пострадал?
— Двое раненых. Да легко…
— Витька где?
— Где ему быть, — неторопливо сказал Егоров, — наверное, калориев себе добавляет. Похудел малость от всех переживаниев…
Коля спрыгнул с воза и почувствовал, что крепкий, спокойный сон на воздухе вернул ему силы. Руки и ноги совсем отошли, только чуть побаливало плечо.
— Ты куда? — спросил Егоров.
— Пойду Витю поищу.
Коля выбежал за ворота и на другой стороне улицы увидел развалины кирпичного дома, где он провел столько тяжелых часов.