Отважный муж в минуты страха
Шрифт:
Через полчаса оба захорошели, но Саша кивнул метрдотелю, и новая бутылка коньяка сменила опорожненную.
— Выпьем, Коля, — сказал он. — За тебя, за Сухорукова, Костромина, Кузьмина, за всю вашу братию, за то, чтобы вы навсегда исчезли. Чтобы не пахло вами больше на этой земле!
— Извините, нереально. Я не у дел, но силы наши не иссякли. Мы будем всегда, потому что мы нужны. А выпить можно.
Выпили.
— А
— Не, за это с вами я пить не буду…
— …которых лишили работы, друзей, любимых женщин, семьи, страны, которых заставили ненавидеть и презирать самих себя…
— Не буду я.
— Пей! Насильно волью!
— Не хочу.
— Почему так, Коленька?
— Потому… Потому что мы вместе с вами делали эту работу. Вместе.
— Ах ты… поросенок!.. Кто ты и кто я!
— Извините, вы — один из нас. Подписали бумагу о сотрудничестве. Добровольно, никто силой не принуждал. Тратили наши деньги, вербовали агентуру, поставляли регулярную информацию, извините, распутничали с девчонками, пользовались льготами, получали призы, благодарности. Словом, работали… Мы все — вы и мы хотели как лучше. Вы старались и мы старались — не наша вина, что рухнула страна. Мы были в одной лодке, я в конторе, вы, так сказать, на местах… Так что, и вам, и мне лучше сидеть тихо и дуть в кулак… А то, извините, сейчас встану, расскажу народу обо всем — кто поверит, что вы не соучастник?
— Не вставай, фужерами закидают, на роже твоей написано, кто ты такой.
— Извините, на вашем лице жизнь тоже кое-что изобразила.
— Пошел вон. Быстро. Исчез!
Приказ был исполнен беспрекословно. На секунду вернувшись, Николай оставил на столе визитку и окончательно скрылся за дорогой портьерой.
Действие дорогого коньяка прекратилось, и неотвратимо наступила трезвость. Сухая трезвость под звуки родниковой музыки: пианист и юная скрипачка вживую играли Моцарта.
Сташевский обернулся и увидел себя в большом настенном зеркале напротив. Сытый пятидесятилетний загривок, зажиточная румяная тяжеловесность, хитрый взгляд глубоких глаз. Пригляделся пристальней, и в облике нынешнем проступил для него портрет другой: тонкая шея, кудри, честная бледность, наивные карие глаза.
Простая, где-то вычитанная мысль пришла ему в голову.
«Пыль времени осядет на события, и, в конце концов, будет не очень важно, что думают о тебе другие, но всегда будет важно, что ты сам, наедине с собой, думаешь о себе».
Незапятнанные черты юного портрета вызвали у него снисходительно-брезгливую гримасу; он мотнул головой, и видение исчезло.
Сташевский хмыкнул и вернулся к себе.
«Коленька, подумал он… Уел меня, сучий пробор, ткнул пальцем в душу… Ну, было по молодости, замазан. Исполнял и отписывал. Шпионил и вербовал. Сотрудничал всего четыре года, но наверняка целы архивы и где-нибудь, в золотом запасе, числится агент Шестернев, его достижения и благодарности…»
Он снова выпил, и вдруг губы его тронула улыбка, сентиментальная и благодушная, с какой люди вспоминают далекие берега, канувшее время и события, ставшие с годами незабываемыми.
«Коленьки, вашу мать, соучастники… сколько вас таких? Вы, конечно, большие кровососы и циники и помучили меня прилично, но я говорю вам спасибо. Вы, ребята, многому меня научили. Если бы не ваша школа, я бы не поднялся и не достиг. Неважно, с чего у меня началось, важно, чем кончилось».
Он поднял палец — в мгновение ему было подано меню.
«А может, для фана еще раз с коленьками поработать? — размышлял он с усмешкой, выбирая себе еду. — Внести, так сказать, вклад на современном этапе? А что? Опыт имеется. Не возьмут? Куда денутся?! Что, им сейчас бабули не нужны? Не бывает такого. Если артачиться будут, я их инвестициями затопчу, да я всю их контору куплю — сколько она сейчас стоит на рынке? Десяток приличных Поленовых, больше? Не вопрос. Пусть радуются и ждут».
Сделав заказ, взглянул на «Патек Филипп», моргнувший желтым глазом на запястье правой руки. До совета директоров корпорации оставалось два часа. Он еще успеет заморить червячка и даже отдохнуть в номерах на втором этаже. Мог бы потом махнуть на теннис — к сожалению, не получится, не ехать в компанию сегодня было нельзя: рассматривался вопрос о контрольном пакете, требовалось кое-кого сманить на свою сторону, а кое-кому врезать.
Водитель Петр, осторожно заглянув в зал, отметил, что хозяин обедает с аппетитом.
КОНЕЦ