Отвергнуть короля

Чедвик Элизабет

На время долгого и мрачного Великого поста противоборствующие стороны заключили перемирие, чтобы восстановить силы и обдумать свое положение и варианты действий. Ее отца выбрали регентом, чтобы править от имени девятилетнего сына короля Иоанна. Уильям Маршал пообещал амнистию и издал более продуманный вариант Великой хартии, обговоренной и подписанной в Раннимиде. Некоторые бароны вернулись в строй, но в целом люди были осторожны. Как заметил ее свекор, это все равно что идти в курятник по следу из крошек, не зная, что тебя ждет – удобный насест или топор палача. То,

что крошки разбрасывал отец Махелт, не заставило его переменить мнение. Гуго был неразговорчив и лишь возразил, что суть не в курятнике, а в том, чтобы ясно видеть и понимать, кто ты и на чем стоишь. Если под ногами нет твердой почвы, как двигаться дальше? Если дал человеку клятву, его нельзя предавать, если только он не предаст первым, ведь это дело чести.

Махелт повернулась к Длинному Мечу, который, как и она, молча смотрел в огонь.

– Я рада, что вы приехали, – сказала она. – Ради вашей матери и ради вас.

– Я тоже, – криво улыбнулся Длинный Меч, – хотя и сомневался, что буду желанным гостем.

– Времена меняются, – ответила Махелт. – Иначе и быть не может.

Она подошла к дорожному сундуку, стоявшему в углу, распустила завязки и достала маленькую эмалированную коробочку, которую ей доверила Ида.

– Ваша мать хранила при себе эту шкатулку до конца своих дней, – произнесла она. – Графиня хотела, чтобы вы получили ее.

Длинный Меч робко взял шкатулку, открыл и взглянул на крошечные ботиночки и прядь волос.

– Они принадлежали вам, – пояснила Махелт. – Это единственное, что осталось у графини, когда ее вынудили покинуть вас. Она искренне горевала о своей утрате, и это было одно из величайших ее сокровищ.

Длинный Меч осторожно закрыл шкатулку.

– Благодарю вас. – Под скулой у него дергалась мышца. – Я тоже буду дорожить им.

В комнату вошел Гуго в сопровождении сыновей, и Длинный Меч сразу засунул шкатулку под мышку, выражение его лица вновь стало замкнутым.

Гуго заметил движение единоутробного брата, когда отправлял мальчиков умываться.

– Она любила вас, – сказал он. – Любила так глубоко, что это стало незаживающей раной… для всех.

Длинный Меч снова достал шкатулку и посмотрел на нее.

– Мне жаль, что я не узнал мать лучше. – Он потер пальцем позолоту.

– Нам всем жаль… И больше всех – моему отцу. Моей матери было о чем жалеть в жизни, а отцу стало о чем жалеть после ее смерти. – Гуго направился к двери. – Я приведу его.

– Я пойду с вами, – вызвался Длинный Меч.

Гуго скрыл удивление. Пусть они с единоутробным братом и заключили перемирие, но общаться тесно – иное дело. Путь к приорату был недолгим, впереди шел паренек из конюшен, освещая им дорогу фонарем. Река блестела, как гагат, и ветер шелестел ветвями деревьев, еще голыми, но уже покрывшимися почками.

Длинный Меч прокашлялся:

– Я много и напряженно думал.

– О чем? – спросил Гуго, хотя примерно представлял, о чем, поскольку в последнее время тоже усиленно размышлял.

– Я решил отправиться к Маршалу и предложить свой меч сыну моего брата, законному королю Англии, – произнес

после долгой паузы Длинный Меч.

– Это значит отречься от клятвы, которую вы принесли Людовику.

Длинный Меч помедлил, когда они подошли к сторожке аббатства, затем опустил голову и решительно ступил на освященную землю, как будто в поисках поддержки.

– Мне пришлось отречься от Иоанна… из-за того, как он поступил с Элой, и из-за того, что я не мог выстоять против Людовика. Думал, это заставит моего брата присмиреть. Я никогда не собирался свергать своего суверена и не стану предавать собственного племянника ради француза. Дед молодого короля был моим отцом.

– Долго же вы договаривались со своей совестью! – резко произнес Гуго.

– Я не мог позволить брату вести себя подобным образом, – неловко пожал плечами Длинный Меч. – В то время Людовик был единственным возможным вариантом, но теперь у нас есть Маршал, и я доверяю ему. Мне нечего бояться за Англию, пока он у кормила власти. Людовик объявил перемирие и отправился во Францию. Возможно, он уже не вернется.

– Вы принимаете желаемое за действительное. Людовик просто собирает войска. Он не предатель, каким был Иоанн.

– Я принял решение. – Длинный Меч выпятил подбородок. – Можете меня ненавидеть, это ваше право. Я никогда не пойду против брата. Это больше всего страшило нашу мать, и мы слишком часто ступали по этому пути, чтобы выбрать его еще раз.

– У меня нет ненависти к вам, – устало произнес Гуго. – Но я не обязан восхищаться ни вами, ни вашими решениями. Ради нашей матери и ее памяти я готов хранить мир между нами.

Подойдя к дверям церкви, они остановились.

– Я присягнул Людовику. Мой отец тоже. Мы связаны словом чести поддерживать его, пока сам Людовик не разорвет эту связь. – Гуго умолчал о чести Длинного Меча. Пусть это остается на совести его единоутробного брата.

– Я поговорю о вас с Маршалом, если хотите.

– Мы сами можем поговорить! – рявкнул Гуго, а затем вздохнул. – Я не хочу показаться неблагодарным, но идите лучше своим путем, а мне не мешайте идти своим. Наступит время, когда нужно будет обсудить перемирие, и хорошие юристы потребуются обеим сторонам. Захваченное мечом необходимо закрепить на пергаменте и в законе, и это так же важно, как битвы, поскольку определяет наше будущее.

Они вместе вошли в церковь и проследовали по нефу к хору. Отец Гуго поднялся с колен и теперь разглаживал свою старую шляпу, поношенную и засаленную, но павлинье перо, заткнутое за ленту, оказалось новым.

– Это была ее любимая шляпа, – произнес граф. – Я надел ее для Иды.

– Она бы оценила ваш поступок по достоинству, – ласково ответил Гуго. Потом, уважительно помолчав, добавил: – Не пройдете ли в дом? Там тепло, есть еда, и Длинный Меч хочет с вами поговорить.

Граф склонил голову, но снова повернулся к могиле, чтобы положить свою шляпу рядом с вечнозеленым венком Махелт. Он перекрестился, поклонился и вышел из аббатства с непокрытой головой.

Глава 47