Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома
Шрифт:
— За что?!
— За то, что вы продали свое тело герцогу. За деньги. Да и, в конце концов, они все равно останутся в семье. В нашей с вами семье!
Господи, какой же он противный! Какой мерзкий! Какой…
— Он сделал мне предложение, — внезапно и жестко произнесла я.
Юджин осекся, захлебнулся своими оправдательными речами. И рот забыл закрыть.
— Что?.. — слабо вякнул он.
— Предложение, — повторила я мстительно, вглядываясь в его пустые глаза.
— Этого быть не может! — взорвался Юджин, запуская
— Я не шучу, — беспечно ответила я.
— Все, достаточно! Будем считать, что вы меня достаточно наказали вашей выдумкой, — Юджин отмахивался от моих слов, как от надоедливой мухи. — В общем, что я хотел сказать. Завтра идем в ратушу, и…
— Нет, — так же четко и зло отрезала я, перебив его речь.
— Да что значит «нет»?! — взорвался он. — Я думаю о нашем сыне! Достаточно с меня вашего упрямства! А будете устраивать мне тут сцены, так я и передумать могу!
— Передумайте, —хладнокровно ответила я и ткнула ему под нос свою руку с герцогской печатью.
Несколько долгих-долгих минут Юджин тупо смотрел на перстень Кристиана, и на лице его расцветал багровый румянец.
— На городском весеннем балу, — отчеканила я, — мы объявим о помолвке. Герцог Берус станет моим мужем и отцом маленькому Итану. Вашего сына, кстати, я назвала Итаном. Но это единственное, что я вам скажу о нем. Больше вестей о нем не получите. Да, думаю, они вам и не нужны? Вы же хотели к рукам прибрать сад и дом? И не платить мне содержание? Не так ли?
Некоторое время Юджин злобно сопел, глядя то на меня, то на кольцо на моем пальце. Если б не этот яркий синий камешек!.. Юджин бы просто отвесил мне звонкую оплеуху.
Но герцогская печать было моим надежным оберегом.
— Давай начистоту, — просопел, наконец, Юджин. Видимо, решил сменить тактику. — Ты же понимаешь, что мальчишка-герцог может отказаться от тебя? Ну, покувыркались в койке. Ну, дал колечко поносить — так ведь он и забрать может. Передумать. А я ведь всерьез женюсь. И проживем прилично, как все люди. Ну?
— Нет, — твердо, не без удовольствия, ответила я.
Юджина чуть не разорвало от злости.
— Возгордилась, да? Размечталась? На дороге с голоду сдохнешь! — проорал он визгливым голосом, швыряя букет в пыль, мне под ноги. — Не женится он на тебе, и что делать будешь?! Голод и нищета мигом с тебя спесь собьют!
— Даже если не женится, — хладнокровно ответила я, — у меня есть профессия. На кусок хлеба себе заработаю всегда.
— Профессия! До первой ошибки! — вопил Юджн, пятясь от меня. Два желания раздирали его: убежать и выплюнуть весь яд. — Помрет пациент, и никто к тебе больше не пойдет! И нечем будет кормить твоего щенка!
— Ага, — беспечно ответила я, припоминая кучу золота в подвале.
О, какое это наслаждение — быть настолько независимой ото всех!
И знать, что угрозы Юджина просто пустые и злобные слова!
— Да я тебе!.. Я не дам тебе жизни! — орал этот слизняк, захлебываясь своей злобой.
Тронут меня он так и не посмел. Хоть кулаки у него и чесались.
Но невеста герцога — это вам не шутки.
Поэтому ему так и пришлось уйти, крича пустые угрозы и проливая слезы бессилья.
***
— Милорд, к вам дама!
— Я занят. Скажите ей, что сейчас принять ее не могу.
— Милорд, мы говорили ей это несколько раз.
— И что же?
— Она отвечает нам свирепым молчанием. Или же говорит, что подождет до тех пор, пока вы не освободитесь.
Кристиан усмехнулся.
Он мог бы даже не спрашивать, кто это так настойчиво требует у него аудиенции.
Старая мадам Эванс.
Старуха приковыляла к нему и на одной ноге, как только дело коснулось ее дочерей.
Ее ярость была так велика, что Кристиан нарочно не велел ее пускать несколько дней.
Он видел эту лютую злобу так же ясно, как увидел бы чернила, растекающиеся по воде.
— Старая каракатица, — усмехался он, прислушиваясь к тому, что шептала ему магия. — Я выдою тебя досуха.
Ярость старухи была опасна.
Ею действительно можно было отравиться.
— Как люди годами жили с ней рядом, — удивленно бормотал Кристиан, прислушиваясь к бушующей дикой ярости. — Как не потравились?
И только когда он почувствовал, что старая ведьма обессилела, что ее черный яд стал светлеть, а скоро и совсем истощился, пропал, Кристиан велел позвать ее к себе.
Старуха неловко ковыляла с палкой, но Кристиан не спешил ей помочь. И своим слугам не велел к ней прикасаться.
Ему виделось, что вся она покрыта ядовитой слизью. Одно касание — и беды с болезнями источат тебя.
— Что вам угодно, — сухо и безэмоционально произнес он. — Вы так настойчиво требуете принять вас. Что-то серьезное?
— Не очень-то вежливо, — пропыхтела старуха, останавливаясь перед рабочим столом Кристина, — заставлять меня ждать.
— Не очень-то вежливо требовать что-то от человека, который не хочет иметь с вами никаких дел, — заметил Кристиан, щуря синие глаза. — К тому же, вы забываетесь. Вы снова забываетесь в вашей непомерной гордыне. Вы не в праве ничего от меня требовать.
— И присесть мне не предложите? — желчно поинтересовалась старуха.
— Нет, — беспечно ответил Кристиан. — Чем вам здесь будет неудобнее, тем быстрее уберетесь отсюда. Ну, так что у вас за дело ко мне?
— Отпустите мою дочь, — рявкнула старуха, яростно стукнув палкой об пол.
— У меня ее нет, — заметил Кристиан. — Не понимаю, почему вы ко мне с этим пришли.
Старуха промолчала.
Ее красные глаза горели, как угли. То ли она рыдала, то ли злоба душила ее, пока сосуды не полопались.