Отвергнутый дар
Шрифт:
Он сбросил с плеч халат и посмотрел на свой торс. Очень даже ничего, решил он. Конечно, мышцы не бугрятся, но кожа не дряблая. Высок, худощав, узок в кости, однако не безобразен. Большинство его сверстников выглядят гораздо хуже. Особенно те, кто женат.
Сам Энгельс давно ходил в холостяках. Хотя и в его паспорте имелся штамп о браке и о его расторжении. Женился он очень давно… Как и развелся.
После того, как Энгельс отдал мать в сумасшедший дом, его жизнь изменилась. Причем кардинально! У него появилось так много времени на себя, что он поначалу даже не знал, куда его девать. Он привык сначала опекать родителей, затем ухаживать за мамой и забыл о себе, своих нуждах, не говоря уже о мечтах. После
Первую неделю после отправки матери в больницу Энгельс по привычке мчался домой, но не знал, чем там заняться. Хотелось и почитать, и посмотреть кино, и позаниматься гимнастикой (он постоянно покупал кассеты с фильмами и пособиями по новомодной йоге или пилатесу, но все они лежали запечатанными), и научиться готовить изысканные блюда, и возобновить работу над диссертацией, но, хватаясь то за одно, то за другое, Славин неизменно бросал все занятия и тупо пялился в телевизор, пока не засыпал.
В конце концов ему осточертело такое «овощное» существование, и Энгельс решил встряхнуться и начать новую жизнь. Для встряски был выбран простой способ – поездка на черноморский курорт. Энгельс бывал и в Крыму, и на Кавказе, но с родителями. Самостоятельно же он не путешествовал. И вот наконец решился! Заказал себе в ателье белый костюм, купил португальские ботинки из тонкой кожи, в гардеробе отца отыскал отличную шляпу. Отпустив небольшую бородку, Энгельс отправился в Ялту.
Отдых его продлился три недели. Жил Славин в санатории. Лечил нервишки, много плавал, загорал, гулял. Каждый вечер ходил на танцы. Контингент был не совсем подходящий, восемьдесят процентов отдыхающих разменяли пятый десяток. Молодых женщин было крайне мало, а уж мужчин – единицы. У Энгельса практически не оказалось конкурентов. Дамы сами приглашали его на медленные танцы, а после звали на прогулку или в свой номер на кофе. В постель он отправлялся не со всеми, а лишь с теми, кто проявлял инициативу. Энгельс всегда вел себя по-джентльменски (на самом деле просто боялся быть отвергнутым) и первый к женщине не приставал…
Леночка, девушка, в которую Славин влюбился с первого взгляда, не стала исключением. Эта девушка, появившаяся в санатории за три дня до отъезда Энгельса, понравилась не только ему, но практически всем отдыхающим мужского пола. Леночка была молода, очаровательна, весела. А как она танцевала! В юности в народном ансамбле песни и пляски выступала, но после травмы ушла из коллектива. Устроилась работать секретарем в техникум, где училась. Там и путевку получила на курорт.
Ухаживать за Леночкой принялись даже те, кто откровенно не подходил ей по возрасту, мужчины, годящиеся ей в отцы и даже деды. А вот Энгельс в «гонке» не участвовал. Однако старался попадаться ей на глаза, был учтив, галантен – всегда здоровался, желал приятного аппетита, пропускал вперед, если сталкивались в дверях – один раз умудрился блеснуть интеллектом, став свидетелем того, как она в компании одного из поклонников разгадывает кроссворд, и подсказал ответ. Леночка сделала первый шаг к сближению. Подошла, когда Энгельс после ужина читал на лавочке книгу, спросила, что за произведение, кто автор.
На танцы они пошли вместе. И танцевали только друг с другом, хотя и Лену, и Энгельса приглашали многие. После они отправились на прогулку, полночи бродили. Потом сидели в фойе чуть ли не до утра. Лена не пригласила Энгельса к себе, сказала, что живет не одна и не хочет соседку беспокоить. Славин тоже обитал в двухместном. Вот и сидели в фойе, переговариваясь шепотом и робко обнимаясь. И все бы ничего, но Энгельс уезжал в восемь утра, а расставаться с Леной не хотелось…
– Приезжай ко мне в Москву, – предложил он перед тем, как распрощаться. Лена жила в Тамбове. – Я оставлю тебе телефон и адрес. Когда появится свободное время и желание посетить столицу, позвони мне, я с радостью встречу тебя.
– А ты один живешь? – осторожно спросила она.
– Один. И у меня две комнаты. Так что, если понадобится, у тебя будет свободное пространство.
Последняя фраза означала следующее: «Если не захочешь интима, его не будет! Я предоставлю тебе отдельное помещение и не посягну на твою девичью честь».
Именно она убедила Лену дать согласие на приезд. Они расстались и встретились только спустя месяц. Лена звонила ему из санатория. И когда вернулась в Тамбов, тоже. Но своего номера не давала. Говорила, что нет у нее дома телефона и звонит она от подруги.
Лена приехала в Москву в жаркую июльскую пору. В Тамбове была такая же погода, и девушка выпорхнула на перрон в легком сарафанчике, соломенной шляпке, босоножках на тонком каблучке с завязками у тонких щиколоток. Энгельс, встречавший ее на вокзале, глаз не мог отвести от Лены. Она показалась ему еще красивее, чем раньше. Энгельсу вспомнилась русская поговорка: «Разлука маленькую любовь тушит, большую – раздувает!», и он совершенно определенно понял в ту минуту, что испытывает к Лене настоящее чувство.
Она приехала на неделю. Это было счастливейшее время в жизни Славина. А когда оно подошло к концу, Энгельс сделал Лене предложение. Он не сомневался, девушка ответит «да», но услышал другое:
– Прости, я не могу выйти за тебя.
– Почему? – растерянно протянул Энгельс.
– Я замужем, – чуть не плача, воскликнула Лена.
– Что?
– Да, замужем.
– И давно?
– Около семи лет.
– У тебя и дети есть?
– Увы, нет. У меня не получается забеременеть. Я не бесплодна, но проблемы с гинекологией имеются. Я и в Крым ездила лечиться именно по-женски, а не из-за ноги…
– Выходит, я для тебя всего лишь приключение, – с горечью протянул Энгельс. – Хахаль, которого ты подцепила на курорте…
– Нет, что ты! – запротестовала Лена. – Я никогда себе не позволяла романов, хотя каждый год езжу лечиться! Просто я… Я… – Она запнулась, но тут же вскинула на Энгельса свои огромные лучистые глаза и тихо закончила: – Я полюбила тебя. С первого взгляда.
Славин услышал такие слова впервые. Еще ни разу женщина не признавалась ему в любви. Даже мать никогда не говорила ему такого. Она была слишком сдержанной, если не сказать сухой, чтобы ласкать своего ребенка, ворковать с ним. Из ее уст часто звучало: «Я горжусь тобой!», но «Я люблю тебя!» – ни разу. От своих случайных пассий Энгельс тем более таких признаний не слышал. Он даже стал считать, что они звучат лишь в кино. Фраза «Я люблю тебя!» звучит в каждом фильме на множестве языков. В жизни же никто никому ничего подобного не говорит. А оказывается…
– А ты? – спросила вдруг Лена.
– Что?
– Ты любишь меня?
Конечно, Энгельс любил. Иначе не сделал бы предложения. Но он, истинное дитя своих родителей, ни разу не признался в своих чувствах Лене.
– Почему ты молчишь? – не отставала та. – Не хочешь врать? Выходит, это я для тебя всего лишь приключение. Девица, которую ты подцепил на курорте…
– Леночка, о чем ты?.. Минуту назад я сделал предложение.
– А может, ты посмеялся надо мной? Решил поиграть чувствами наивной провинциалки?