Отвертка
Шрифт:
Картинка иллюстрировала стихотворение «Смерть партизанки»:
…Я вчера потеряла значок с изображением
Председателя Мао.
Смогу ли дожить до утра — или должна умереть
за оплошность?
Нет мне прощения, товарищ не даст мне пощады!..
Длинноволосый что-то объяснял Брайану про Че Гевару и петербургских анархистов. Я перебил:
— Извините. Вы говорили, у вас можно купить пива?
Парень, не оборачиваясь, крикнул: «Леха! Твою мать! Сколько можно ждать пиво?!» — и опять забубнил о своем. Скоро появился Леха с подносом, уставленным бутылками. У немолодого Лехи была седоватая
Пиво у анархистов было теплым и довольно мерзким. Пить его пришлось прямо из горлышка. Дебби поморщилась:
— Сел на своего конька. Ирландская Республиканская Армия! Теория и практика революционной борьбы… Теперь его отсюда за уши не вытащишь.
Мартин тоже выглядел расстроенно:
— Зря мы сюда поехали… Могли бы сходить еще раз в галерею, где гадают на Таро. В прошлый раз я познакомился там с молодым человеком, который обещал рассказать мне о кружке настоящих сатанистов. У них есть даже собственный адрес в Интернете…
— Оба вы надоели. И ты, и Брайан. Один со своими анархистами, другой — с сатанистами… Что у вас за интересы?
— Ага. У нас с Брайаном ненормальные интересы. Зато у тебя — нормальные.
— Fuck you, Марти. Ты своих оккультистов сумасшедших отыскал. Брайан тоже нашел что хотел. А я еще и близко не подходила к тому, ради чего приехала в эту страну. Хотя сегодня уже четверг.
— В чем же дело? Ты была у Стогова дома — могла бы поставить на нем пару опытов.
— Стогов не такой. На Стогове невозможно ставить опыты…
На сцене зажегся свет. Длинноволосый зашипел: «Тс-с-с! Начинается!»
Публика вяло поаплодировала. На сцену поднялся наголо обритый юноша с опухшими веками.
— Это наш председатель. Он известный художник. Наш чил-аут расписан лично им.
— Товарищи! Приветствую на очередном заседании Дискуссионного клуба! На повестке дня три доклада. Отчет о своей работе предложат активисты ЕБЛО. Организации, так сказать, представляющей лицо нашего движения…
В зале похихикали. Правда, довольно лениво.
— Рад отметить, что активность масс заметно растет. В Выборгском районе у нас появился собственный депутат. Может быть, со временем наш блок выдвинет кандидата и на губернаторских выборах. А может — и на президентских. Революция продолжается! Свидетельство тому — новые предложения, с которыми выступят наши докладчики. Приветствуем докладчика!
В зале раздалось несколько редких хлопков. Председатель начал слезать со сцены, но, вспомнив важное, вернулся к микрофону:
— В прошлый раз какая-то гадина кинула в унитаз пивную бутылку. Унитаз засорился. Нам пришлось вызывать водопроводчика. Были проблемы с санэпидстанцией. Очень прошу, не кидайте ничего в унитаз.
На сцену взгромоздился здоровенный детина в тяжелых ботинках. Я пил пиво, курил сигареты и переводил ирландцам непонятные обороты. Скучными доклады совсем не были.
Первым шел отчет о проделанной работе: «В знак протеста против засилья платных туалетов, несколько активистов нашего блока публично помочились себе в штаны…»
Суть работы, насколько я понял, сводилась к тому, что активисты курили анашу, пили портвейн и дрались с приезжими в общественных местах. Заканчивался доклад так: «И если вы с нами, то советую запастись чем-нибудь тяжелым и металлическим. Некоторым затылкам будет полезно ближе познакомиться с силой наших аргументов!»
Дальше следовали два концептуальных доклада. Первый — о том, что велением времени в данный исторический момент является тенденция к отделению Петербурга от всей остальной страны.
— Мы не Россия. Мы — особый регион. Почти особая страна. Почему мы должны платить налоги в центральный бюджет?
Второй докладчик читал текст по бумажке. Его позиция сводилась к тому, что настоящие революционеры обязаны смотреть американские боевики:
— Если в этих фильмах Система демонстрирует обобщенный образ своего врага, то мы должны отнестись к ним чрезвычайно внимательно! Мы должны брать пример с Терминатора, Хищника и колумбийских наркобаронов. Символом новой антисистемной революции станет Фредди Крюгер, вооруженный ножницами и барабаном из человеческой кожи!
Больше всего лично мне в докладах понравилась их краткость. Всего через сорок минут микрофоны отключили и в динамиках заиграл хард-кор.
Длинноволосый обернулся к нам:
— Как вам?
— Круто. Особенно про Фредди Крюгера.
— Я серьезно. Обсудим предложения?
Брайан закивал головой:
— Насчет отделения Петербурга от остальной России, по-моему, очень здравая мысль.
— Ты же ирландец. Чего тебе до отношения Москвы и Петербурга?
— Петербург очень похож на мой Корк-сити. Ваш город когда-то был столицей, и в Корке тоже еще пятьсот лет назад жили ирландские короли. А теперь оба наших города стали почти провинцией. Если каждый народ имеет право на самоопределение, то почему петербуржцы не имеют права отделиться от России?
Длинноволосый обрадовался:
— Точно! Лично я терпеть не могу ни Россию, ни, особенно, Москву.
— Почему?
— Сумасшедший город. Был когда-нибудь? И не езди! Стоит Кремль — средневековая крепость. Над кремлевскими стенами торчат царские дворцы, теремки, стеклянное здание Дворца Съездов. Все — жутко разные. Рядом с Кремлем — ублюдочный Манеж. А напротив — серый сталинский отель. И посередине между ними строят подземный город.
— Пусть строят. Что тебе?
— А мне не нравится! В их городе нет прямых углов. Какие-то изгибы, извивы, все корявое, смотрит в разные стороны. Идешь по улице — название одно, а на протяжении ста метров — семь поворотов. А главное — везде холмы. Как они умудряются жить в домах, если с одной стороны в нем три этажа, а с другой — семь?!
— Тебе не нравится московская архитектура?
— Мне ничего в Москве не нравится. Москва — это другой континент. Другой мир. Мы в Петербурге живем так, как европейцы. Еще пятьсот лет назад на этих землях не было ни единого русского. Мы и сейчас не Россия. Петербуржцу легче договориться со швейцарцем или финном, чем с русским. А Москва — это самый русский из всех русских городов. Москва — это Азия. Скуластый и узкоглазый город.
Я сходил взять еще пива. Когда вернулся, Брайан объяснял, что у человека должно быть почтение к символам. Он должен исполняться гордости, когда слышит свой гимн, видит свой флаг, глядит на свой герб.