Отвертка
Шрифт:
Без еды, воды, животных и растений человечество массово умирало. В мегаполисы пришли эпидемии новых болезней, над городами висели гарь и смог, промышленность встала, и единственное, что худо-бедно работало – это автоматические электростанции и канализационные насосные станции, обеспечивающие электричество и водоснабжение. Только людей, чтобы пользоваться ими, больше не было.
– Механик! – окликнула его жена. – Ты не создал будущее, ты просто сделал еще одну куклу.
– Нет! Нет, я…
Он смешался, не находя слов. Жена отвернулась, оставив попытки накормить его ужином, а затем
Механик слышал и то, как она собирала вещи, и то, как тащила тяжелый чемодан по лестнице. Он слышал, как хлопнула входная дверь. Но ничего не сделал.
Он не пытался ее остановить, не пытался объяснить, чем занимался. «Пусть уходит, – решил Механик. – Она не понимает меня. Она не видит меня, не хочет понимать, она не знает меня. Она не слышит меня. Пусть уходит! Я создал будущее, а она не нужна мне больше».
***
Механик сидел в кресле за рабочим столом, когда в комнату тихо вошла Герда. Он развернулся, наслаждаясь ее обществом.
– Ужин, – сказала Герда приятным голосом и поставила на стол Механика поднос с дымящейся едой. В тарелке лежало разогретое картофельное пюре из пакетика, смешанное с сухими макаронами.
– Спасибо, Герда, – Механик погладил ее по талии.
– Пожалуйста, дорогой, – ровно улыбаясь, ответила Герда.
Механик любовался ее тонкими чертами лица, мягкими темными волосами и идеальными формами, едва прикрытыми домашним фартуком. Он погладил ее по голове и поцеловал в лоб. От Герды пахло теплой картошкой, машинным маслом и металлом. Кожа была холодна на ощупь. Улыбаясь, Герда не шевелилась, ожидая новой команды.
– Принеси мне газету.
– Хорошо, дорогой, – сказала Герда и вышла.
Он знал, что создал идеальную женщину. Она могла готовить, вести домашнее хозяйство, не задавать лишних вопросов и выполнять любые приказы. Она даже могла рожать и воспитывать детей. Пока, к сожалению, все дети рождались мертвыми, но однажды он отладит механизм и она родит ему здоровых детей, воспитанных и послушных, как сама Герда. И они восстановят популяцию человечества.
Герда появилась в дверях, подошла легкой походкой и протянула газету.
– Возьми, дорогой.
Отточенный голос, ровные и четкие слова.
– Ты так много работаешь, дорогой, отдохни. Хочешь, я принесу тебе ужин?
– Спасибо, ты только что его принесла, – заметил механик, забеспокоившись о работе памяти Герды.
– Извини, дорогой. Я хотела покормить тебя второй порцией. Извини. Что-нибудь еще?
– Нет, иди, – выдохнул он облегченно.
Она покинула комнату, а Механик, съев остывшую картошку с макаронами, прочел газету и вернулся к работе – он думал над тем, как усовершенствовать идеальный механизм.
***
Воспроизвести человеческую особь, даже частично механическую, не получалось. Механику казалось, он упускает что-то важное. Все репродуктивные органы Герды находились в полном порядке и работали идеально; но, сколько он ни трудился ночами над Гердой, дети не получались. Вскоре он оставил попытки завести их естественным путем и собрал еще несколько копий Герды. Теперь его окружали идеальные механические женщины, послушные каждому слову. Герда-2 готовила ужин, Герда-3 убирала дом, Герда-1 разговаривала
Однажды Механик проснулся в три часа ночи и лежал, тяжело дыша, не в состоянии прогнать из головы воспоминания о том, как они с женой катались на коньках; как она упала и разбила коленку, и долго ругала его за то, что он ее не поймал. Механик не мог понять, что такого важного в этом воспоминании, но оно его не отпускало. Чтобы разобраться, на следующий день он вместе с Гердой-1 поехал на каток.
В полуразрушенном городе трудно найти каток, но Механик все-таки это сделал. Кассы давно развалились, лед частично растаял, забор вдоль катка покосился, но все-таки это был он – искусственный каток в центре жаркого мертвого города.
Он надел коньки Герде, оделся сам, и они поехали вперед. Музыки не было, они просто катались. Герда преданно улыбалась, глядя Механику в глаза, держа его за руки. Она двигалась, как профессиональная гимнастка, и Механик похвалил себя за правильную прошивку системы. Сам он падал, ошибался и один раз сильно навалился на Герду; она легко подхватила его.
– Дорогой, ты не ушибся?
Поднимаясь, Механик смотрел в ее глаза, – идеальную оптическую систему, способную воспринимать тысячи цветов, не различимых человеком, – смотрел снизу вверх на ее автоматическую улыбку, приятное выражение лица, на ее идеальную одежду. Все в ней было правильно. Он чувствовал себя Пигмалионом, создавшим Галатею; послушную, вежливую, всегда готовую помочь. Но вместо влюбленности в свое творение он ощутил, как в сердце толчком вошла глубокая тоска. Тяжелой занозой тоска прошла по всей его человеческой душе.
– Милый, что с тобой? – чуткий механизм считывания микровыражений уловил его настроение.
– Все хорошо, – солгал Механик.
– Да, дорогой, – покорно согласилась Герда, и Механик вдруг почувствовал, что ненавидит ее.
Ему внезапно стало тошно от ее податливости, от механической честности. Гримасой показалась вечная улыбка, и от поймавших его рук, способных согнуть железный прут толщиной в метр, вдруг повеяло жестокостью, вызвавшей в нем страх.
Механик поднялся и сделал шаг назад, отпуская руку Герды; она просто стояла и улыбалась, ожидая нового приказа. Как рабыня, слуга; как механизм, способный делать лишь то, на что он запрограммирован.
Механик спрятал руки в карманах и тихо пошел обратно домой. Герда, все также улыбаясь, шла следом.
***
Механик сидел за столом и ковырял отверткой плечевой сустав Герды-2. В него заполз механический жук и, весело поплескавшись в машинном масле, перегрыз проводок, приводящий в движение пневмо-усилитель тяглового механизма руки. Герда-1, улыбаясь, принесла ужин и встала рядом, молча наблюдая за работой Механика. Ему вдруг стало не по себе. Казалось, Герда-1 рассматривает покореженные внутренности Герды-2 с злорадным наслаждением.