Отверженные мертвецы
Шрифт:
Следом вышел Джития, воин легиона Мортариона, чья массивная и крепкая фигура обеспечила ему в Воинстве Крестоносцев прозвище Голиаф, по имени гиганта из древнего мифа. Рядом с ним шагал Аргент Кирон, высокий и широкоплечий мечник. Этих двоих бойцов объединяла странная дружба, хотя никто и предположить не мог, что общего нашлось у Астартес из Детей Императора и Гвардии Смерти. Последним показался Севериан, прозванный своими товарищами Волком за склонность к скрытности и уединению. Атхарва с ним был едва знаком, но в Воинстве Крестоносцев Севериан являлся единственным Астартес из легиона Хоруса Луперкаля.
«Воинство
Трое Пожирателей Миров приветствовали друг друга вскинутыми вверх кулаками и первобытной демонстрацией силы, но Атхарва заметил в этом ритуальном танце проявление четкой субординации. Вожака можно было легко отличить от подчиненных по разному наклону головы и степени открытости шеи. Атхарва постарался сдержать усмешку, Тагоре вряд ли понравился бы столь откровенный анализ их взаимоотношений.
Тагоре поднял алебарду первого из убитых Кустодиев и удовлетворенно заворчал, опробовав остроту клинка. Он отломил большую часть древка, превратив алебарду в некое подобие топорика с длинным лезвием, а Шубха подобрал обломок алебарды, разломанной Тагоре в схватке с Уттамом.
— Как мы оказались на свободе? — спросил Кирон, поднимая упавший плазменный карабин. Оружие в его руках казалось нелепо маленьким, но щелчок предохранителя свидетельствовал о его пригодности к бою. — Это твоих рук дело, Атхарва?
Джития и Ашубха не соизволили снизойти до оружия смертных, но Севериан выдернул клинок из спинных ножен мертвого солдата в темно-красных доспехах. В руках погибшего это был огромный двуручный меч, а для Лунного Волка не больше чем гладий.
— Да, это я устроил, — ответил Атхарва, уже спешивший к мосту, по которому можно было покинуть остров. — Но с объяснениями придется подождать, пока мы не выберемся из горы.
Тагоре, беспокойно оглядываясь на замолчавшие орудия, побежал рядом с ним.
— Как ты это сделал? — спросил он, хотя его речь еще была неразборчива из-за действия боевых стимуляторов.
Атхарва тряхнул головой.
— Долго объяснять.
Пожиратель Миров мощной рукой сжал его плечо.
— Атхарва, я не глупец. Расскажи.
Атхарва на мгновение задумался, как можно было объяснить Пожирателю Миров тонкости биопсихического строительства. Это было бы так же трудно, как объяснять амебе несовершенство трудов Пандора Зенга по сравнению с достижениями Азека Аримана.
Он поднял оторванную голову кустодия.
— Мне удалось добыть коды деактивации из мозга кустодия, пока он не прекратил функционировать.
Тагоре взглянул на убитого им воина с мрачным удовлетворением.
— Ты говорил точно как он, — заметил Пожиратель Миров.
«Значит, он не такой уж и варвар…»
— Я талантливый имитатор, — произнес Атхарва после того, как усилием воли изменил плотность и длину голосовых связок, подстраиваясь под кустодия Уттама.
Мост прозвенел под тяжелыми шагами космодесантников, и вскоре они оказались на краю выступа над бездонной пропастью. За мостом воины остановились, сознавая важность момента. Они вырвались из камер, но, чтобы добыть окончательную свободу, им предстоит много драться.
Атхарва почувствовал на себе взгляд Кирона.
— Эта голова еще живая? — не скрывая отвращения, спросил Астартес из Детей Императора.
В
— В некотором роде, — ответил Атхарва. — Я могу воспользоваться головой, чтобы пройти мимо орудий, но нам надо торопиться, пока синапсы не разрушатся до такой степени, что я больше не смогу поддерживать их функции.
— Это бесчестье для павшего врага, — заявил Шубха.
Атхарва метнул на Тагоре раздраженный взгляд, и сержант Пожирателей Миров, хотя и разделял мнение Шубхи относительно насилия над телами убитых противников, с понимающим видом кивнул. Он стукнул себя по груди кулаком, демонстрируя старинный жест приветствия и уважения времен Объединительных войн, более подходящий этим изгоям, чем императорская аквила.
— Шубха, мы Пожиратели Миров, — заговорил Тагоре. — На твоих глазах распались наши оковы. Помнишь, мы поклялись, что больше не будем рабами людей?
— Помню, — ответил Шубха, при этом он злобно оскалился и сжал кулаки.
— Мы все это помним, — добавил его близнец. — Лучше Багряная Тропа, чем железные оковы.
— Хорошие слова, — продолжил Тагоре, показывая на каменную арку. — Слова со значением. Слова, по которым надо жить.
— Слова Ангрона, — сказал Шубха, словно это все объясняло, и Атхарва не пропустил их взаимных взволнованных взглядов.
— За этой аркой нас ждет свобода, но за нее еще придется заплатить кровью. — Тагоре поднял обломок алебарды. — Мы покажем нашим врагам, что значит заковать в цепи Пожирателей Миров.
— Мы напрасно теряем время, — вмешался Севериан. — Надо выбираться отсюда. И поскорее.
— Первые разумные слова, которые я сегодня слышу, — проворчал Джития. — Может, мы и погибнем, пытаясь вырваться из тюрьмы, но, по крайней мере, схватимся с врагами лицом к лицу.
— Погибнем? — воскликнул Кирон. — Какая сила в состоянии одолеть Голиафа? Друг мой, ты слишком велик и упрям, чтобы умереть.
— Мы все можем погибнуть, Кирон, — сказал Джития. — Даже я.
При первых далеких звуках сирены Кай вскочил с каталки. Не надо иметь никаких особых талантов, чтобы понять, что происходит нечто ужасное, нечто такое, чего никогда не случалось в темнице Кустодиев. Необъяснимое поведение Скарффа и вой сирен могли означать только одно. Кто-то затеял побег из горы, и Кай, хоть и не знал почему, был уверен, что побег касается и его.
Он стал выдергивать из своего тела иглы капельниц и вскрикнул, в спешке сильно оцарапав кожу. По руке побежала кровь, а брошенные пластиковые трубки продолжали качать разноцветные жидкости, теперь прямо на выложенный плитками пол. Почуяв резкий химический запах, Кай содрогнулся при мысли, что вся эта дрянь предназначалась для него.
Он попятился от адепта Хирико, так чтобы между ними оказалась каталка. Кончики рук и ног у него все еще пощипывало, и в голове сохранялась ясность, за что, несомненно, надо благодарить стимуляторы, введенные Скарффом. Из-за психических нагрузок, которым его подвергала Хирико, тело Кая страшно ослабело, и он не имел представления, как долго сохранится его нынешнее бодрое состояние.