Отверженные мертвецы
Шрифт:
— Верность для меня превыше всего, — заявил Шубха, отвернувшись от своего брата. — Я найду способ добраться до своего легиона и буду сражаться бок о бок со своим примархом.
— Слова истинного Пожирателя Миров, — похвалил его Тагоре и хлопнул по плечу. — Мы все должны вернуться к своим легионам. Если ты, Атхарва, решишь остаться на Терре, дело твое, но я буду искать любую возможность вернуться к своему примарху. Со мной моя сила и боевые братья, охраняющие фланги. Я найду способ вырваться с Терры. Может, я и пройду по Багряной Тропе, прежде чем попаду на Исстваан-пять, но я не сверну с
— А что потом? — спросил Атхарва. — Что, если ты, добравшись до Ангрона, обнаружишь, что он погряз в скверне и не достоин твоей верности?
— Тогда я обнажу меч и погибну, пытаясь его убить.
— Ты слышишь? — спрашивает Сатурналий. — Буйство этих звуков меня поражает.
— Я слышу, — отвечает Нагасена. — Их печаль едва не разбивает мне сердце.
Сатурналий смотрит на него, но не может понять выражение его лица, и Нагасена понимает, что тот старается угадать, не шутит ли он.
— Следи за своими словами, охотник, — говорит гигант Сатурналий, — иначе тебя самого упрячут в Кхангба Марву вместе с этими бунтовщиками.
— Ты меня не понял, друг Сатурналий, — говорит Нагасена. — Я буду охотиться за этими людьми до последних дней Терры. Без пощады, без отдыха. Но если бы мы услышали их страх и замешательство, если бы мы знали, что они могут сражаться на нашей стороне… Если бы не издержки генетики… Они растеряны и не знают, что делать.
— Я не знаю, к какому каналу вы подключились, — говорит Головко, отрывая взгляд от инфопланшета в руках Картоно, — но я слышал, что они намерены покинуть этот мир и воссоединиться со своими легионами. Мы обязаны остановить их.
— Согласен, — отвечает Нагасена.
Он кивает, но не сводит глаз с зернистого изображения на инфопланшете. Сигнал слабый и неустойчивый из-за обилия металла и нелегальных антенн, которыми усеяны крыши соседних домов, но его достаточно, чтобы охотники впервые взглянули на свою добычу.
За спиной Нагасены в пурпурных лучах вечернего солнца дымятся обломки разбитого «Карго-9», окруженные Черными Часовыми с оружием наготове. Спускается ночь, а Город Просителей особенно опасен в темное время суток, но им не остается ничего другого, как продолжать поиски. Большую часть катера уже растащили, даже крылья кто-то отрезал ацетиленовой горелкой, и обнажившиеся внутренние стойки торчат вверх, словно несущие колонны.
Кто-то из бродяг пытался им помешать, приняв за конкурентов в сборе металлолома, но теперь они мертвы, расстреляны Черными Часовыми. Сатурналий и Головко потратили драгоценное время, осматривая обломки машины, но Нагасена знал, что они ничего не найдут.
Севериан позаботился об этом, и Нагасена понимает, что из всех беглецов его будет поймать труднее всего. Это волк-одиночка, который без колебаний покинет своих товарищей, едва почуяв, что охотники дышат им в затылок. Адепт Хирико стоит у искореженного фюзеляжа, проводит ладонью по теплому металлу и пытается обнаружить остаточные следы психики беглецов. Напрасное занятие. Слишком много людей пользовались этим катером, слишком многие прикасались к нему уже после крушения, чтобы остался нужный след, но надо использовать каждую возможность, исследовать каждую мелочь.
Сатурналию не терпится продолжить охоту, а Нагасена понимает, что в ближайшее время их добыча далеко не уйдет и, наблюдая за ними, можно многое узнать. Пока сбежавшие космодесантники обсуждают свое будущее, не зная, что за ними следят — благодаря вынужденному содействию Дома Кастана и техническим талантам Картоно, — они постепенно раскроют все свои сильные и слабые стороны, и исход охоты будет неизбежным. Так Нагасену учили охотиться, так он работал много лет, и никакое давление со стороны Сатурналия и Головко не заставит его изменить своим методам.
Сатурналий поворачивается к Картоно и говорит отрывисто, почти грубо:
— Ты можешь определить их местоположение по этому сигналу?
Картоно оглядывается на Нагасену, медленно кивает и лишь потом говорит:
— Не точно, но в пределах нескольких сотен метров.
Сатурналий переключается на Афину Дийос.
— А на такой дистанции можно будет сориентироваться точнее?
Афине Дийос не нравится в этом участвовать, но она понимает, что выбора у нее нет. Из того, что Нагасена о ней слышал, можно заключить, что она беспощадный наставник, но преданный друг тем, кто заслужил ее доверие. Нетрудно понять, почему ей хочется защитить Кая Зулана.
— Думаю, да, — отвечает она.
— Тогда нам пора двигаться, — командует кустодий.
Нагасена шагает вперед и становится на его пути.
— Не забывай, кустодий, — говорит он. — Это моя охота, и я здесь командую. Ты на свою беду недооцениваешь этих людей. Они опасны в любой ситуации, а загнанные в угол будут драться, как громовые воины прошлой эпохи.
— Их всего семеро, и я сомневаюсь, чтобы воин Гвардии Смерти дожил до рассвета, — с усмешкой вставляет Головко. — Одному Трону известно, чего ты добиваешься своей медлительностью.
— Я хочу постичь истину, — говорит Нагасена, касаясь правой рукой камня в рукоятке меча. — А это самое важное.
— Истину? — переспрашивает Сатурналий. — Какую истину ты хочешь узнать у этих изменников?
Нагасена колеблется, но он не будет лгать Сатурналию, потому что ложь унизит его.
— Я надеюсь понять, должен ли я вообще ловить этих людей, — говорит он.
Кай проснулся от ужасного сна, в котором его голову постепенно облепляла глина, твердевшая с каждым вздохом. Казалось, что он заключен в душную пещеру, полностью соответствующую размерам и форме его тела, и каждый глоток воздуха дается труднее, чем предыдущий. Как только он вернулся в реальность, на него снова навалилась усталость, как будто и не было никакого отдыха.
Он потер кожу вокруг болезненно воспаленных глаз. Боль вибрировала внутри черепа, на щеках и на лбу остались кровоподтеки от зажимов дознавателей, применяемых для расширения глаз, чтобы можно было вставить датчики записывающей аппаратуры. На месте крепления контактов кожа безумно чесалась.
Кай почувствовал на себе взгляды Отверженных Мертвецов. Он набрал полную грудь воздуха и выглянул наружу. Небо над входом в их убежище стало желтовато-пурпурным, как старый синяк.
— Что случилось? — спросил он, чувствуя напряженность среди воинов. — У нас неприятности?